«Незаконный сын Белого Волка» — так за глаза называли Лэнни Франко. В последнее время ему, однако, жилось куда легче.
С того зимнего дня, когда его дед по крови, Большой Медведь Альбрей, повёл отряд на север, в Дикое плато, в доме словно спала давняя напряжённость.
Нет, не исчезла вовсе — просто перестала быть натянутой, как тетива, перестала звенеть угрозой при каждом слове.
Наставники рода больше не прожигали учеников острыми, как клинки, взглядами, не выжимали из каждого мальчишки и юного воина последнюю каплю сил, не доводили их до изнеможения, когда вечером те, дрожа, прятались под одеялом и украдкой плакали.
Теперь тренировки шли чуть мягче: детям давали передышку, иной раз даже протягивали кусок сыра — то ли любимцу, то ли тому, кто сегодня показал себя лучше других.
Офицеры рода тоже переменились. Они больше не рыскали по владениям, как ястребы, реагируя на каждый шорох.
«Убить чудовище! Убить разбойников! Убить захватчиков! Убивать, убивать, убивать!» — этот безумный ритм стих.
Если где-то, в глуши, объявлялся слабый или безвредный зверь, теперь лишь усмехались:
Пусть дети потренируются. Пусть дальние отряды набьют руку. Всё равно никому вреда не будет — и ладно.
Главное же — изменилось отношение к людям Сияющей церкви.
Прежняя враждебность, когда любое слово грозило вспыхнуть сталью, ушла.
Теперь, завидев проповедников, собирающих паству и учеников, их просто прогоняли, без ярости.
А если священник отпускал колкость, то отвечали не кулаком, а улыбкой и шагом в сторону.
Для Лэнни Франко, стоявшего на окраине рода и получавшего немало выгод от Церкви, это стало настоящим облегчением.
Слава небесам — больше не нужно было разрываться между двумя силами.
Когда церковники намекали, что пора бы ему перехватить власть в доме, он теперь мог позволить себе возразить:
Посмотрите, ведь род стал мягче к Церкви, не стоит спешить…
Почему всё переменилось, Лэнни не знал. Но нутром чувствовал: род стал увереннее, спокойнее, словно обрёл твёрдую опору.
И это было естественно — ведь после похода в Дикое плато Большой Медведь Альбрей достиг семнадцатого уровня, а значит, продлил себе жизнь.
Долгая жизнь главы — простор для рода.
Вернувшись, Альбрей шагал легче, дышал глубже, лицо его порозовело.
Видно было каждому: он не только не истощил силы, но и исцелил старые раны.
Вот это да… — думал Лэнни. — Дожив до преклонных лет, он всё ещё растёт, а я уже на пределе, и без церковных зелий и обрядов мне не подняться…
— Лэнни! Лэнни! — позвал кто‑то сзади.
Он обернулся и увидел двоюродного брата, своего подчинённого, капитана Коуна Аскана. Тот быстро догнал его.
— Слышал? В замке снова набирают мальчиков. Я уже решил отправить своего. А ты? Пошлёшь сына?
Лэнни Франко чуть склонил голову, скрывая, как дёрнулся уголок губ.
Отправлять детей младших вассалов в дом старшего — обычай давний.
С виду — унизительно: ребёнок господина идёт в услужение, почти как слуга, а кто‑то и вовсе считает — как заложник.
Но выгоды были очевидны.
Во‑первых, это сближало семьи. Родители навещали ребёнка, знакомились с хозяином замка, укрепляли связи.
Во‑вторых, мальчик получал лучшее обучение — грамоту, науку, воинское искусство, чего дома не найти.
В‑третьих, служба при дворе закаляла характер: чистка коней, оружия, арены — всё это учило трудолюбию и стойкости.
И наконец, такие дети росли рядом с наследниками и отпрысками соседних родов — будущими союзниками.
Если ты не первенец, не наследник, попасть в число пажей — удача.
Но… если бы его фамилия была не Франко, а Аскан, если бы его признали сыном рода Асканов…
Он ведь сам когда‑то был пажом в замке. И помнил, как различалось обращение с ним и с внуком лорда.
Тренировались они одинаково, бегали и махали мечом поровну, ели ту же пищу.
Но внук лорда всегда стоял в первом ряду, первым получал внимание наставника, первым — помощь после занятий.
А пажи вроде Лэнни сами разминали затёкшие мышцы.
На охоте внука окружали, словно звёзды вокруг луны, а они, пажи, были теми самыми звёздами.
Неужели теперь его собственный сын испытает то же?
— Дай подумать, — глухо произнёс он, глядя вперёд. — Дай мне подумать…
Коун Аскан лишь усмехнулся, решив, что тот просто не хочет расставаться с ребёнком.
Целый день Лэнни метался в сомнениях, а вечером всё‑таки отправился к своему отцу — Лиону Аскану.
— Отец…
— Давно ты ко мне не заходил, — Лион покачал колёса кресла, выкатываясь в солнечный луч. — Что случилось?
А разве без дела нельзя прийти? — чуть не сорвалось у Лэнни, но он сдержался и перешёл к делу:
— Говорят, в замке снова принимают детей. Моему маленькому Райну уже шесть с половиной…
— Вот как, уже подрос, — Лион поправил плед на коленях. С тех пор как он оказался прикован к креслу, занимался хозяйством рода, следил за снабжением.
Услышав о сыне, сразу оживился:
— Отправь мальчика, я всё устрою. Не беспокойся, ему достанется и наставление, и пища, и лекарства — ничем не обделим.
— Я хотел бы… — Лэнни запнулся. — Хотел бы, чтобы он получал то же, что и дети прямой линии рода. Всё‑таки…
— Что? — Лион поднял бровь.
