Сладкая, но хлопотная жизнь молодого отца пролетала стремительно.
Младшая дочь Грэйта — а точнее, юная Сереброволосая драконица — росла не по дням, а по часам: тело крепло быстро, разум — ещё быстрее.
Через месяц после вылупления она уже не просто держалась на ногах, цепляясь за его мантию, а уверенно стояла и ходила, не шатаясь.
Ко второму месяцу малышка, размахивая своими коротенькими ножками, могла с разбегу пронестись через весь зал и с глухим «бум» врезаться в отца — или, что случалось чаще, в его письменный стол.
А к третьему месяцу она не только бегала и прыгала, но и страстно полюбила прыгать вниз с высоты: стоило Грэйту в панике перенестись к ней заклинанием «Телепортация», как врождённое «Падение пера» уже спасало её — она плавно парила в воздухе и, смеясь, глядела на отца.
Грэйт догадывался, что столь стремительное развитие объясняется двумя причинами.
Во‑первых, драконья зародышь действительно долго вызревала в яйце: беременность длилась два с половиной года, инкубация — ещё три. В сумме — пять с половиной лет.
Если вычесть человеческие десять месяцев вынашивания, получался ребёнок примерно четырёх с половиной лет — с таким умом и подвижностью всё было вполне естественно.
Во‑вторых, драконы, как ни крути, не люди.
Многие из них, особенно белые и красные, с первых мгновений после вылупления вынуждены бороться за жизнь.
Даже золотые и серебряные дракончики, растущие под присмотром родителей, нередко сталкиваются с опасностями и могут оказаться в дикой местности.
Потому юный дракон должен быстро окрепнуть, научиться действовать и понимать окружающий мир.
Тем более, если он уже пробудил своё истинное имя — драконья мудрость передаётся по наследству, и с разумом у таких детей проблем не бывает.
Но вот когда эта мудрость обращалась против него самого — тут начинались настоящие трудности.
Проказы можно было бы стерпеть, да ведь не ударишь, не накричишь.
Трёхмесячная кроха уже говорила отчётливо; стоило отцу сделать ей выговор, как она бежала к Сайриле, хватала её за подол и начинала жаловаться с поразительной обстоятельностью.
А когда Грэйт, собравшись с духом, пытался говорить с ней строго и рассудительно, девочка поднимала на него влажные серебристо‑голубые глаза и невинно лепетала:
— Айва не понимает!
Попробуй тут продолжи разговор.
Стоило сказать ещё пару слов — и она с хлопком превращалась в крошечную драконицу, носилась по залу, а потом, наевшись досыта, сворачивалась клубком, пряча мордочку под крыло.
Сначала притворялась спящей, а потом и вправду засыпала — на день, на три, а то и на пять.
Просыпалась когда вздумается — утром, в полдень или глубокой ночью, — но неизменно требовала еды.
Из‑за этой дочери, что непрестанно меняла облик — то человек, то дракон, — и нуждалась в огромном пространстве для игр, Грэйту пришлось переехать:
из своей башни в Нивисе — в драконий логов Сайрилы на Драконьем острове.
Пришлось признать: именно логово лучше всего подходит для воспитания детёныша дракона.
К счастью, пока что малышка ограничивала свои вылазки пределами логова, площадкой перед входом и горой, где оно располагалось.
Башня Грэйта стояла на другой вершине, километрах в десяти, да ещё и на обратном склоне — туда девочка пока не добралась.
За прошедшие десятилетия владения Сайрилы заметно разрослись.
Среди её подданных теперь был и тот самый полулегендарный ледяной великан Гутрес, которого Грэйт когда‑то исцелил; он привёл с собой сородичей и изгнанников из других племён.
Пришли минотавры, облачные великаны, кабанолюды — одна волна за другой.
Даже варвары с Великой равнины переселили сюда несколько родов: здесь не брали налогов, не гнали в набеги — требовалось лишь возделывать землю и служить владычице.
А вскоре и орочьи кланы, с семьями и скарбом, переправились через море, чтобы присягнуть Сайриле.
Она не возражала: владения нуждались в управителях, а логово — в умелых руках.
Гномы, конечно, готовили вкусно, но не могли справиться с порциями в сотни фунтов мяса — нужны были рабочие посильнее.
— Бросьте ей целую синерогую антилопу, — распорядилась Сайрила.
Грэйт нахмурился:
— Как это — сырую? Там же могут быть паразиты! Надо приготовить!
Он с досадой подумал, что в поговорке «отец с ребёнком — главное, чтобы живы остались» в их семье всё наоборот:
у них «мать с ребёнком — лишь бы выжили».
Как можно давать такое крошке?
— Пустяки! — махнула крылом Сайрила. — Драконам всё нипочём! Какие паразиты выдержат в драконьем желудке? Я сама в детстве ела сырое — что родители поймают, то и бросали!
«Вот уж действительно, выросла на спартанском рационе», — подумал Грэйт, чувствуя и жалость, и упрямое желание переубедить супругу.
— Но ведь приготовленное легче усваивается, — настоятельно сказал он. — Питательнее, полезнее для развития мозга.
— Ты хочешь сказать, что я в детстве развивалась медленно? Что я глупая?!
Серебристо‑голубые глаза начали наливаться чистым серебром — Сайрила рассердилась.
— Нет, вовсе не это я имел в виду! — поспешил он. — Просто жареное вкуснее, и ребёнок съест больше.
— Больше? — она склонилась над дочерью.
Гномы и двое кабанолюдов суетились у очагов: жарили, тушили, варили, подавали блюда одно за другим — миски, чаши, целые кувшины.
Малышка сидела на высоком стульчике, болтая ножками, и ела с поразительной скоростью.
Но вскоре веки её начали опускаться, голова клониться вперёд.
— Вот видишь, — вздохнула Сайрила. — В человеческом облике она много не съест — пять, десять фунтов, и всё, засыпает.
И действительно, не успела договорить, как девочка клюнула носом прямо в большую миску с тушёной бараниной и морковью.
Она повозилась, измазала мордочку, зевнула, сделала пару ленивых укусов — и уснула.
— Говорю же, пусть ест сырое! — торжествующе произнесла Сайрила. — Съест целую антилопу — и спит потом пять‑шесть дней. А так — два дня, и снова голодна.
— Айрелия, проснись! Доешь мясо!
— М‑м… Айва не хочет вставать…
Малышка сонно шевельнулась, свернулась клубком и засопела у отца на руках.
Грэйт вздохнул, осторожно вытер ей лицо, уложил в постель и, вернувшись, велел поварам:
— В следующий раз зажарьте сразу двух баранов — пусть маленькой леди будет удобно есть даже в человеческом облике.
