Для виконта Эрвина это тоже был первый раз — он впервые видел этих детей.
До этого его персоне даже не приходилось прикасаться к таким делам. Да и зачем? Разве барону положено собственноручно договариваться с приютами?
Смешно.
Хватает, если послать управляющего. Подмазать начальника приюта и городского чиновника — пара бокалов вина, пара золотых — и вот, дети выданы «на день посмотреть». Формально — на нужды исследования.
Да-да, золото платить надо. Ведь даже эти малыши, от трёх-четырёх до максимум десяти лет, уже работали: разбирали гнилую тряпь и волокна, чтобы из неё можно было сделать паклю для корабельной обшивки и прочего. Один день простоя — убытки, как ни крути.
И вот, что досталось Грэйту:
Дети — в лохмотьях, исхудавшие, с головами непропорционально большими к телам. У многих — взгляд, потерянный между страхом и притуплённой покорностью.
Виконт даже нанял несколько карет, чтобы доставить детей достойно — в своих глазах он делал «жест ради впечатления для мага». Но всё пошло не так: дети, никогда не ездившие в экипажах, побледнели, зашатались, и каждый десятый либо рухнул в обморок, либо начал рвать прямо у входа в клинику.
Виконт Эрвин (в бешенстве):
Я заказывал кареты, чтобы продемонстрировать заботу! А не чтобы вы заблевали мне вход!
Но Грэйт — ни слова упрёка. Лишь скомандовал, и варварские стражники повели, понесли, потащили детей внутрь.
И первым делом — не медосмотр. А баня.
— Снять одежду! — прозвучало в просторном зале. — Мы вас всех отмоем! Одежду — постираем! Блох, вшей, клопов — прочь! Быстро-быстро!
Ведь клиника — это святое место. Магические барьеры защищают от мух, мышей и паразитов, но вшей на голове ребёнка — не отследят.
Если этих детей не отмыть до чиста, санитарии клинике конец.
Мать-санитарки и охранники-варвары ловили детей, как щенят, и — мыть. А одежду — в бочку, полить мылом и…
…и отправить скелетных медсестёр внутрь. Те — без стеснения, без рукавов, прыг в чан и вперёд:
— Лево три круга, право три круга, покачай бёдрами, повернись, потянись! Пора зарядку начинать!
Подняли руки, шаг влево, шаг вправо, кости заскрипели — Скелетная прачечная начала свою работу.
Дети вымыты, переодеты в простые рубашки и штаны. Вперед — в кабинеты, один за другим. Там их ждали целители с формами от Грэйта: возраст, рост, вес, зрение, слух, осмотр костей, дыхания, сердца…
Грэйт тоже осматривал. Не прошло и десяти минут, как медсестра подвела к нему мальчика. Тот — щуплый, с тёмно-каштановыми волосами, прилипшими ко лбу. Глаза — исподлобья, испуганные.
— Как тебя зовут? — мягко спросил Грэйт, усаживая его напротив. — Сколько тебе лет?
— Б-билл, господин, — прошептал мальчик, пряча взгляд. — Мне… мне шесть.
Шесть? По виду — и четырёх не дашь.
Грэйт мельком отметил на ростомерной отметке — едва перевалил за метр. Вес — менее 15 килограммов.
Недобор веса и роста. Зрение, слух — терпимые. Кости — без деформаций, позвоночник — ровный. Но кожа бледна до прозрачности. Явная анемия.
На руках и ногах — следы обморожений, дерматит, вызванный нищетой. Отёки ног, особенно на подъёмах. Грудь ввалена, спина костлява — голод.
Грэйт вздохнул и надел стетоскоп. Только поднёс — как из живота мальчика долго и громко забурчало.
— Я… прости, господин… — мальчик покраснел и съёжился.
Грэйт лишь улыбнулся и потрепал его по голове:
— Всё в порядке. Сейчас накормили — скоро станет лучше. Дыши, как скажу… вдох… выдох…
Шумы сердца — в норме. Дыхание — ровное. Но Грэйт знал: это всего лишь хрупкое равновесие. Одно заболевание — и организм не выдержит.
— Следующий!
Билла увели. Новый мальчик в кабинете — но тот уже повернул голову в сторону и слышит из-за двери крики:
— Там правда дают еду?! Настоящую?! С мясом?!
Ребёнок на стуле начал вертеться, приподнялся, тянется смотреть… Грэйт не остановил. Он только тоже повернулся в сторону криков, и тихо, устало вздохнул.
Снова недоедание. Генетические пороки с такой жизнью почти не встречаются — те, у кого они есть, не доживают до шести лет.
И тут же в холле — другой крик:
— Мне! Мне миску! С мясом!
Виконт Эрвин прошёл в кабинет и сел в угол. Долго молчал, наблюдая, как Грэйт осматривает ребёнка за ребёнком, как неумолимо, как по конвейеру. В перерыве, когда один вышел, а второй не вошёл, виконт тихо спросил:
— Это… хоть что-то даст?
Ведь это же просто сироты. Сегодня утром их вытащили из приюта, вечером вернут обратно. Даже если они здесь сыты — даже мясо получили! — что это меняет? Разве не хуже будет, если это воспоминание останется навсегда?
Грэйт хотел было ответить — но в соседней комнате раздался оклик:
— Магистр Нордмарк! Посмотрите сюда, пожалуйста!
Он метнулся, прослушал, выслушал, кивнул:
— Всё нормально. Ты просто неправильно положил стетоскоп. Чуть левее…
Вернувшись, Грэйт улыбнулся виконту:
— Возможно, это не решит проблему. Но это всё, что я — и моя клиника — можем для них сделать.
Каждому сироте был выдан «обед»: две ломти хлеба с маслом, чашка молока, кусочек сыра и миска мясного супа с настоящим куском мяса.
Это — не лечение. Это — однажды поесть досыта. Запомнить вкус. Дать телу немного энергии, а иммунитету — немного шанса. Возможно, один из них переживёт следующую болезнь — только благодаря этому дню.
В прошлом, в его мире, он тоже работал в Африке. И да — дети там тоже умирали. Иногда — от простуды. Иногда — от диареи. Помощь спасала ненадолго.
Но… имела ли она смысл? Да. Добро имеет смысл всегда. Пусть крошечное. Пусть незаметное. Оно — как капля, что точит камень.
Виконт молчал. Потом, спустя долгое молчание, тихо сказал:
— В моём замке… есть место. Я мог бы взять… пятерых. Или десятерых.
Пусть едят. Пусть растут. Когда вырастут — они будут моими подданными.
Грэйт с благодарностью кивнул.
Он не мог один решить судьбу этих детей. Даже имея золото, он не имел ни системы, ни людей, чтобы следить за их будущим.
Но если каждый взял бы хоть одного…
Он снова ушёл по палатам. Инструктировал: где слушать сердце, как различить шумы.
— У этого — бронхит. Лечение — одно заклинание.
— У этой — миокардит, вирусный. Тоже вылечили.
— У этого, вроде шум в сердце — а на деле просто грудь воронкообразная…
Так прошёл весь день. Пот в три ручья, усталость в каждом суставе. Но…
Он нашёл.
Семилетний мальчик. Усталый взгляд, худощавое тело — но врождённый порок сердца. Не такой, как у сына виконта — но требующий того же метода диагностики.
Из сотен — один. Виконт чуть не нахмурился. Но глядя на загруженность Грэйта — смолчал.
Он кивнул, и его дворецкий выбежал и вскоре вернулся с директором приюта.
— У этого ребёнка тяжёлое заболевание. — надменно сказал виконт, кивая на мальчика. — Этот целитель готов его лечить. Да, лечение опасно. Но может помочь. Вы согласны?
— Милорд, — директор вежливо поклонился. Его старая, вытертая парадная одежда лопалась на животе, в руках — шляпа. — Ему выпала честь быть выбранным. А риск?.. В жизни всегда есть риск.
Грэйт не выдержал.
Он взял мальчика за руку, отвёл в сторону, присел, глядя в глаза:
— У тебя серьёзная болезнь. Сердце — вот здесь — больное. Знал?
— Н-нет, господин…
Мальчик прижался к стене, сполз вниз, съёжившись. Грэйт не делал ни замечаний, ни угроз. Лишь продолжал:
— Я хочу попробовать вылечить. Это может быть опасно. Может — совсем немного, но всё же — даже убить. Я буду осторожен. Очень. Но… ты согласен?
Мальчик задумался.
Погладил живот. Он был тёплым. Сыт. Он ел. Сегодня.
Потом посмотрел на Грэйта и тихо, с надеждой:
— А если я умру… я больше не буду голодным?
Грэйт резко отвернулся.
Глаза заслезились. Нос защипало.
