Если бы смотреть сверху, то пёстрое людское море словно завязалось в узел: кто-то яростно прорывался вперёд, кто-то пытался вырваться наружу, а большинство стояло, растерянно распахнув глаза, — и давка становилась смертельной. Из самой гущи то и дело доносились пронзительные, рвущие нервы крики.
Грэйт, едва дыша, распихивал плечами толпу, вытягивал руки в стороны и над головами орал:
— Я врач! — Я целитель! Пропустите!
Кто-то первый отшатнулся, за ним второй, третий — и перед юношей образовался узкий проход. Пока он продирался сквозь толпу, вокруг гудели вопросы:
— Что случилось?
— Сцена рухнула!
— Как?!
— Раздавали сладости, все рванули вперёд, доски не выдержали…
Плохи дела. Давка и обрушение — кошмар любого праздника.
Протиснувшись внутрь, Грэйт увидел, что всё ещё хуже, чем представлял. Невысокая деревянная эстрада перекосилась, ступени у края раскрошились под ногами сотен людей. У подножия валялись десятки тел: кто-то стонал, кто-то корчился, цепляясь за чужие сапоги, а кто-то уже неподвижно лежал, распластавшись в пыли. Одни пытались вытаскивать раненых, другие метались, не зная за что ухватиться.
Грэйт заметил женщину: правая нога вывернута, из разорвавшихся вен хлещет кровь, а она, не замечая собственного увечья, ползёт к развалинам сцены и хрипит:
— Лили-ра! Лили-ра!
Там ребёнок?! Холод с иголками прошил спину.
Мимо проскочил знакомый силуэт — это был юный священник Джон, первый священник, встреченный Грэйтом в новом мире. Он упал на колени рядом с женщиной, ладонь вспыхнула белым лечащим светом, но та вцепилась в его руку и срывающимся голосом тянула к руинам:
— Помоги!.. Ребёнок… спаси мою девочку!
Тут же со всех сторон к Джону потянулись руки: хватали за край рясы, за лодыжки, за пальцы.
— Помогите!
— Целитель, ко мне!
— Я заплачу! Серебро, всё, что есть!
Юноша растерянно оглянулся и увидел Грэйта.
— Что делать?! — сорвался он почти в плач. — Я смогу спасти только одного!
— Ты работаешь слишком медленно! — отрезал Грэйт. Он схватил Джона за плечо, поднял руку во весь рост, чтобы белое сияние увидели все:
— Я целитель! Слушаем мои команды! Назад! Освободите место!
После нескольких повторов толпа стихла. Грэйт быстро выбрал бойкого подростка и коренастого мужчину:
— Ты — к городской страже!
— Ты — в храм Войны. Скажи, что их зовёт Грэйт Нордмарк: нужна помощь, десятки раненых!
— Все остальные: по двое образуйте пары, аккуратно выносите пострадавших на свободную площадку!
Когда кто-то отдаёт чёткие приказы, люди охотнее подчиняются. Мальчишка и бородач сорвались с места. Остальные сгруппировались, Джон управлял переноской. Один хозяин лавки прокричал, что его трактир рядом — там и устроят импровизированный лазарет.
Грэйт тем временем метил пострадавших. Он применял самое простое заклинание фокуса: за секунды наносил яркие полосы-метки.
— Правая нога сломана! Ухватили под руки, не трогать перелом! Жёлтая полоса на плечо — серьёзно, но не критично.
— Сознание отсутствует, дыхание есть, пульс есть! Трое берут на раз, два, три! Красная метка — высший приоритет.
— Остановка дыхания… пока не трогаем. Чёрная — вероятно безнадёжно, позже проверим.
— Может идти сам — туда, к зелёному сектору! Зелёная — лёгкие травмы, подождёт.
Магия позволяла окрашивать ткань и кожу на час; в обычной суматохе такое разделение занимало бы драгоценные минуты.
— Красных вместе, жёлтых — отдельно, зелёные и чёрные — по краям! Оставьте возле каждого раненого по помощнику! — кричал Грэйт, перебираясь от тела к телу. Он не умолкал ни на секунду, а кругом десятки людей сновали, подчиняясь командам: одни поддерживали порядок, другие поднимали рухнувшие балки, третьи выносили тяжелораненых. Худшее адское месиво всего за несколько минут стало организованным полем боевой медицины: половина площадки уже была расчищена.
