Третий день после того, как Грэйт принял управление госпиталем. Раннее утро.
— Господин маг! Господин маг Нордмарк!
Тук-тук-тук-тук — дверь грохотала от ударов, будто кто-то пытался вышибить её. Грэйт резко сел в постели и крикнул:
— Что случилось?!
— У ворот внезапно появилось много беременных! Каждая — с семьёй и узлами вещей, некоторые уже вот-вот родят! — Вы должны это увидеть!
После первой фразы сон слетел с него окончательно.
После второй он уже босиком спрыгнул на пол и начал наспех натягивать одежду.
После третьей — даже умыться и почистить зубы не стал, а просто наложил на лицо заклинание «Чистота», распахнул дверь:
— Все койки заняты?
— Заняты! — задохнувшийся от бега и пота сотрудник, лицо вроде знакомое, но имени Грэйт не вспомнил, отрапортовал: — Все акушерки уже при деле, не справляются! Вам нужно срочно посмотреть!
Он знал, чем грозит ситуация: если хоть одна женщина потеряет ребёнка или умрёт у ворот из-за отказа в приёме, толпа сочтёт, что это халатность госпиталя. А это — скандал, который может закрыть клинику.
По соседству уже распахивались двери, и люди, прибывшие с ним из Нивиса, выглядывали в коридор. Грэйт, на бегу:
— Помогать! Всем — в палаты! Открыть операционную! …Аппа!
Последнее он выкрикнул громче. Вдали послышался крик серебряного оленя, и уже через мгновение Лунный Олень подлетел к крыльцу. Он мотнул головой, подхватил Грэйта за одежду и усадил на спину.
— К воротам! Быстро!
Копыта застучали частым дробным ритмом, и восьмой уровень магозверя понёсся серебряной молнией.
У ворот — десятки лиц, полных боли, страха и надежды, обернулись к нему.
— Господин, впустите нас…
— У моей жены начались схватки…
— Больно… а-а-а!
Он огляделся: телеги, ручные повозки, кое-где женщины, поддерживаемые роднёй, сидели прямо на брошенной под ними одежде. Очередь тянулась по обе стороны от ворот, и он насчитал добрых две–три дюжины таких групп.
Перед толпой стояли четверо охранников, сцепив руки и не давая протиснуться:
— Не толпиться!
— Койки все заняты, мест нет! Даже если пустим — некому принимать роды!
— Возвращайтесь домой к своим повитухам! Чем дольше тут стоите — тем хуже!
Толкотня, крики — одно лишь зрелище повышало давление. И где-то в стороне, в узком тёмном переулке, кто-то наблюдал за всем.
— Это точно сработает? — тихо спросил человек в тёмно-сером плаще, капюшон закрывал половину лица.
— Конечно, — ответил спутник, понизив голос. — Моя невестка уже всё разузнала: в госпитале всего двадцать палат для бедняков, все заняты! Остальных держат под забором. Люди увидят — подумают, что им наплевать на рожениц!
— Посторонние сюда и не сунутся…
— Не переживайте, я уже связался с журналистом из «Ежедневного вестника» и художником. Скоро будут здесь. Как только увидят — напишут статью!
Эти слова, сказанные шёпотом, до Грэйта, конечно, не долетели. Он лишь удивился: почему вдруг так много?
Он прикинул в уме:
Королевский родильный дом для бедняков имел 60 коек. С учётом трёх дней на роды и восстановление, ежедневно освобождается около 20 мест. При населении столицы, сравнимом с Нивисом — около миллиона человек — рождаемость примерно 40 000 в год, то есть чуть больше сотни в день. Эти сто человек распределяются между храмами, частными повитухами и домашними родами. Двадцать коек госпиталя — уже серьёзная доля, и перегрузки быть не должно.
Резкий всплеск — явно не естественный. Реклама в газетах должна была привлечь грамотных горожан, а не этих бедняков.
Но разбираться было некогда.
Он погнал Лунного Оленя вдоль очереди туда-обратно и насчитал: менее тридцати — справимся.
— Аппа, возвращаемся. Потом займись ими: брось исцеление, чтобы смогли продержаться дольше.
Олень домчал его до административного здания, Грэйт спрыгнул и начал командовать:
— Добавить койки! В каждую палату по дополнительной, в коридоры тоже ставим!
Казначей Додж поморщился, но возразить не успел:
— Вытащить все запасные каркасы, не хватает — снимаем кровати из спален, начиная с моей. Если и тогда мало — стелим циновки и матрасы, и немедленно закупаем новые!
Додж поклонился и побежал с заведующим хозяйством. Грэйт повернулся к старшей акушерке:
— Всех принять. У ворот — сортировочный пост. Старую Нину и самую опытную повитуху — туда вместе с Джоанной. Осмотр каждой!
— Некритичных — в палаты, срочных — в родильные, опасных — в операционные! Сообщите Сайриле: готовить операцию!
Всего-то тридцать… в прошлой жизни я видел куда хуже: кровати в коридорах, каталочные залы забиты до отказа.
Хорошо, что за эти два дня не зря утвердил порядок: набрали персонал, перевели повитух из «Розового» и «Белого» корпусов, натренировали семишаговое мытьё рук и добились соблюдения асептики. Один приказ — и весь госпиталь заработал как часы.
Когда журналисты и художник прибыли, у ворот уже никого не было, кроме важно расхаживающего Лунного Оленя. Семьи кучками стояли поодаль, поглядывая на двери.
А те самые «отказанные» роженицы, ради которых их позвали, бесследно исчезли.
— Вы же говорили, здесь оставляют женщин умирать, — раздражённо бросил журналист, едва с утра выбравшись из тёплой постели и притащив с собой художника. — Где они?! — Их приняли… но что толку? — упрямо буркнул человек в войлочной шляпе, вытирая пот с лба полями головного убора. — Внутри же повитух и магов столько же, сколько было! Пусть лежат и мучаются — тоже ведь «приняли»! Раз семьи не пускают — подождём… посмотрим, сколько там умрёт.
