Семья Россконского графа, со слезами унижения на глазах, всё же дотащила до конца обряд искупления. Теперь — от шёпота за их спиной не отмахнуться:
«Помёточерп Росскон»?
«Граф Жёлтой Жижи»?
«Благоуханный рыцарь»?
Звучит — «благородно», аромат — насыщенный, стойкий, многолетний. А с той скоростью, с какой разносятся вести в этом мире, и через век-полтора эти прозвища всё ещё будут звучать в тавернах.
Но нельзя отрицать: этот ушат позора стал неожиданно действенной смазкой для всех дел округа. И возвращение земель ордену Природы, и открытие житниц, и переселение крестьян — всё пошло куда быстрее.
Те, кто прежде мог тянуть время, хитрить или отговариваться — а это в основном люди с положением и с имуществом, — теперь дрожали. Никто из них не хотел оказаться вынужденным собственноручно таскать вёдра и разливать навоз у подножия священных дубов.
И Грэйт с удивлением и радостью заметил: дело пошло как по маслу. Зерно собрали, земли отдали, с крестьянами уже не мешкали.
Ученики башни чародеев, наёмные работники, даже ремесленники — разошлись по деревням и с жаром зазывали:
— Магический совет набирает людей! Идём с нами — будем сыты, не умрём с голоду!
— Легендарные волшебники предрекли: нынче урожая не будет, зерна — ни зёрнышка! В Россконе всем не хватит, кто хочет жить — идите с нами!
— Мест мало! Кто первый, того и место!
— А там вас ждут дома, ждут поля — станете хозяевами на своей земле, не будете больше вкалывать на чужих!
А самые смекалистые прямо у ворот деревень ставили котлы, варили кукурузную кашу, и под ароматный пар кричали:
— Кто готов идти с Советом — подходи, ставь отпечаток ладони и получай миску каши!
Но оставлять отчий край желали не все. Дворяне, зажиточные, даже мелкие ремесленники — держались за своё: куда идти? кому продать хозяйство? кто даст цену во время голода? Да и крестьяне-единоличники не спешили. Даже большинство арендаторов предпочитали остаться: друиды ведь пообещали помогать, зерно раздавать, учить выживать — авось перезимуем.
Лишь самые отчаянные, у кого не было куска хлеба, или самые смелые — решались на переселение.
В итоге, собралось — всего пять тысяч душ.
— Всего пять тысяч, а шуму… — Сайрила лежала на крыше башни, жевала травинку и смеялась.
Грэйт аккуратно подсел рядом, подоткнув полы мантии, вздохнул:
— А что делать? Мне ведь и впрямь не под силу обрушить на головы всех фаерболы, заставив всех крестьян бежать. Не могу…
— Значит, всё? Мы можем уходить? — лениво спросила драконша.
Грэйт замер, посмотрел на равнину, где мерцали пятна костров, и тихо ответил:
— Нет… ещё рано. Пока не доведу их до порта, пока не передам в руки тем, кто отвечает за переселение, — задание не выполнено.
Пять тысяч — вроде бы немного. Но если поставить всех плечом к плечу — целый стадион. А перевести через две сотни километров? Кто где оступится, кто отстанет, кто заболеет?..
Грэйт мрачно представил, как справился бы, если бы ему поручили вести хотя бы двадцать человек… и понял: без магии потерял бы половину. А тут — пять тысяч!
Хорошо хоть Совет подготовился: по дороге — пункты питания, храмы выделили сопровождающих, отряды воинов по пять на каждые пять сот переселенцев.
— Живо! Не отставай! —
— Первым прибудешь — получишь кашу! Последним — пустой суп! —
— Не пить из канавы! Вода — только на привале! Эй, ты, да, ты! Подтянись! —
И свист плетей, и крики, и плач вперемежку.
Грэйт скакал на Серебряном Лане, метался от колонны к голове:
— Не бейте! Прошу, не бейте лишний раз!
— Не пить сырую воду! Ты! Подожди — дай проверю ногу…
Серебряный Лань опустил рог, вспыхнул мягкий свет — и вывихнутый крестьянин уже вскрикивал, вставая:
— Спасибо, господин! Спасибо…
А Грэйт уже мчал дальше.
На привале — он вставал на пригорке, усиливал голос заклятьем:
— Не толпиться! Каждой группе — своя площадка! Еда и вода — только там!
Щелчок — и трава сама выросла, очертив квадраты. Щелчок — и магические стрелы выбили ровные ямки, над которыми поднялась живая изгородь.
— Это — уборная! Кто ослушается — будет наказан!
И вновь в седло, и дальше, и дальше.
Поздно вечером, когда костры уже дымились, а люди готовились спать, Айтев-старейшина пришёл в лагерь. Он долго молча смотрел на Грэйта, скачущего на белом олене и творящего заклятия. Вздохнул — протяжно, многозначительно.
— Что, учитель? — спросил его молодой ученик, подхватив за локоть.
Старейшина не сводил глаз с белого силуэта в сумерках.
— В древности у нас было иное имя. Нас звали друидами. Мудрецами Дуба. Наставниками Природы. В песнях и преданиях великий друид всегда был таким: в простой рубахе, с дубовым жезлом, верхом на белом олене, идущий по земле, исцеляющий больных и нуждающихся.
Ученик присмотрелся, и его глаза расширились:
— Учитель… это и есть оно?
— Да. Великий друид, Белый Олень, Грэйт Нордмарк…
Но договорить он не успел. В небо взвилась целая россыпь заклинаний, искрящихся магических снарядов.
… — …маг? — ошарашенно закончил ученик.
