Устроившись на мягкой скамье, дарованной Фэн Цишанем, Фэн Суйгэ некоторое время молчал, а затем, наконец, спросил тихо:
— Отец, как ваше здоровье в последнее время?
Фэн Цишань допил последние капли женьшеневого настоя из фарфоровой чашки, лениво поднял веки и ответил:
— Годы берут своё, здоровье уже не то. Надеюсь, ты скоро возьмёшь на себя бремя и снимешь груз с моих плеч.
Он отставил чашку и глубоко вздохнул.
— Эта поездка в Цзиньсю, похоже, выдалась нелёгкой?
— Да, — с трудом произнёс Фэн Суйгэ. — Отец, наверняка вы уже в курсе событий в Цзиньсю…
Фэн Цишань, казалось, был доволен услышанным и кивнул:
— Если Ся Цзинши получит власть, для Суша это в целом будет выгодно. Только одно прошу, не рискуй напрасно, статус у тебя особый. В остальном ты действовал хорошо, я доволен.
Увидев отца в таком расположении духа, Фэн Суйгэ на мгновение замялся, он ещё колебался, открывать ли отцу правду о Сиян. Фэн Цишань уловил его неуверенность, брови его сдвинулись:
— Что-то не так? Говори прямо, не трать слов.
И вдруг его взгляд резко метнулся к Исяо, молчавшую с момента входа в зал.
— Неужели…? — начал он.
— Нет! — вскричал Фэн Суйгэ, и, собрав в себе решимость, встал. — Отец, Сиян умерла.
— Сиян? — будто не сразу поверив, повторил Фэн Цишань. — Умерла? Сиян умерла?..
Фэн Суйгэ, с трудом сдерживая горе, кивнул. Выражение лица Фэн Цишаня в ту же секунду исказилось, из растерянности оно мгновенно превратилось в леденящую ярость. Дрожащими руками он схватил нефритового льва, служившего прессом для бумаг, и метнул его в сторону Исяо:
— Тварь! — пронзил зал его крик.
Исяо, застигнутая врасплох, не успела увернуться, но Фэн Суйгэ, словно вспышка, подхватил её и оттащил в сторону. Стук разбившейся нефритовой статуэтки, разлетевшиеся по полу осколки, и ярость Фэн Суйгэ выплеснулась наружу, как из жерла вулкана:
— Отец! Как ты можешь бездоказательно бросаться на Исяо?! Она уже…
Фэн Цишань молнией вскочил с трона, рука его дрожала, указывая на Фэн Суйгэ:
— Если ещё раз потащишься защищать эту тварь, ты перестанешь быть моим сыном! Ты неблагодарный…
В те секунды дворцовые слуги уже в беспомощном ужасе попадали на колени. Но Исяо твёрдо оттолкнула руку Фэн Суйгэ. Встревоженные глаза Фэн Цишаня, опутанные красными прожилками, встретились с её спокойным взглядом.
— На что бы ни списывал государь свои промахи, — сказала она спокойно, — ты сам должен бы начать с себя. Зчем всё время указывать на других?
— Исяо! — воскликнул Фэн Суйгэ и бросился к ней, но она увернулась. В эту же минуту Фэн Цишань с громким рычанием воскликнул:
— Я ошибся лишь в одном, что не убил тебя раньше! Если бы не ты, Сиян была бы жива!
— Отец! — с отчаянием воскликнул Фэн Суйгэ. — Сиян погибла по вине Святого Императора! Все воины, сопровождавшие нас в Цзиньсю, могут это подтвердить. Более того, если бы не Исяо, Сиян могла погибнуть ещё раньше!
— Сейчас это уже не имеет значения, — спокойно перебила его Исяо. — Я понимаю, каково терять близкого человека, и не хочу судить о поступках тех, кого больше нет. Но, думаю, государь должен понять хотя бы одно, если пересаживаешь редкий цветок, привыкший к теплу и заботе, в дикую землю, позволяя ему расти как придётся, нужно быть готовым к тому, что он завянет.
Фэн Цишань побледнел. Ещё миг назад его лицо было пунцовым от гнева, а теперь стало белым, как мел.
С того дня, как родилась Сиян, он выстроил для неё весь путь наперёд. Что бы она ни пожелала, он доставал это для неё, чего бы ни стоило. Придворные холили и лелеяли «драгоценную дочь неба», боясь малейшим словом вызвать его гнев.
Её беззаботность, её чистосердечие — всем этим он гордился. Он почти забыл, что та, кого он лелеял, как хрупкий сокровенный цветок, для других была просто обычным, слабым, смертным человеком. Исяо не ошиблась. Всё, что она сказала, он сам давно понимал… но всегда надеялся, что судьба пощадит его любимое дитя.
Боль, подступившая к сердцу, заставила его тело дрожать. Губы чуть шевельнулись, и, наконец, он тихо произнёс:
— Я устал. Уходите…
— Отец, — тихо позвал Фэн Суйгэ. — Позволь мне остаться с тобой хоть ненадолго?
Фэн Цишань ничего не ответил. Лишь устало покачал головой и медленно вернулся к трону.
Исяо вдруг почувствовала сожаление. В одно мгновение Фэн Цишань словно постарел на десятки лет. Лицо, недавно ещё полное власти и блеска, теперь стало серым, усталым, спина слегка согнулась.
«Может быть, следовало послушать Суйгэ и подождать за стенами дворца, пока всё утихнет…» — мелькнула у неё мысль.
Но в следующий миг он уже вывел её наружу. Подняв голову, Исяо увидела бездонное синее небо, такое ясное, будто в нём не осталось места ни боли, ни вине.
— Всё, что ты сказала, это то, о чём я сам думал, — тихо произнёс Фэн Суйгэ, обнимая её за плечи. — Это была одна из причин, по которой я когда-то противился браку Сиян с Ся Цзинши. Отец всё понимал, просто… он не мог ей отказать. Пусть остынет. Со временем боль пройдёт.
Исяо молча шла рядом. Потом вдруг сказала:
— Я думала… если тебе будет слишком трудно, то, может быть, я…
— Не нужно, — мягко перебил её Фэн Суйгэ, улыбнувшись. — Для любой беды есть своё решение. Разве не так?
— Тогда скажи, — Исяо подняла на него взгляд, — если государь и вправду заставит тебя выбирать между мной и троном, что ты сделаешь?
Фэн Суйгэ усмехнулся, чуть приподняв бровь:
— Разве не очевидно? Ты — моя. И государство — тоже моё.
— Я спрашиваю, если выбирать только одно…
— Я выберу оба.
— Можно только одно!
— Тогда это невозможный выбор.
— Фэн Суйгэ!
Он отмахнулся, как будто разговор был вовсе не о судьбе, а о пустяках:
— Мы так долго были в отъезде, наверняка дел скопилось немало… Пожалуй, я зайду в Совет и проверю, как идут дела…
— Фэн Суйгэ!!! — прокричала Исяо, но он уже направился к выходу со спокойной самоуверенностью, что и прежде.
