Она сжала губы и, глядя на Вэй Юня, почти умоляюще произнесла:
— Маленький седьмой, позволь мне поехать.
— Почему ты должна ехать? — спросил он, пристально глядя на неё.
— У меня есть причины, — после долгой паузы ответила она.
Он посмотрел на её руку, сжимающую его рукав. Пальцы у неё были длинными и сильными, но кожа — белой, как нефрит. Это была первая её просьба, произнесённая с такой мягкостью, и он не смог сказать «нет».
— Если ты настаиваешь, — тихо произнёс он, — я поеду с тобой.
— Нельзя, — покачала головой Чу Юй. — Ты сейчас притворяешься больным. Если поедешь, Император сразу найдёт повод обвинить тебя. А если северные варвары ударят на Тяньшоу, кто тогда удержит границу? Тяньшоу нельзя потерять. Если он падёт, у Великого Чу не останется защиты.
Вэй Юнь молчал.
— Не тревожься, — улыбнулась Чу Юй. — Если увижу неладное, сразу вернусь. К тому же я живучая, меня так просто не возьмёшь…
Он смотрел на неё, и в груди его боролись спокойствие и страх. Как хоу, он понимал: главная битва сейчас не под Фэнлином, и два десятка тысяч воинов под её командованием не изменят хода войны. Но пока он не возьмёт Тяньшоу и не получит полное командование, удержать Императора и защитить мать можно лишь так.
И всё же сердце не принимало расчётов. Отпустить её — значило обречь себя на тревогу.
Он долго молчал, потом сказал:
— Если уж решила ехать, я пришлю вслед ещё двадцать тысяч. Они будут только держать оборону. Когда возьму Тяньшоу, приеду за тобой сам.
— Хорошо, — ответила она, не оборачиваясь.
— Чу Юй! — вдруг позвал он.
Она остановилась и оглянулась. Юноша стоял у дверей, белое одеяние колыхалось на ветру, свет ламп дрожал, отражаясь в его глазах.
— Ты должна вернуться живой, — сказал он негромко.
Она улыбнулась, но прежде чем успела ответить, он добавил:
— Если не вернёшься, я вырежу всех северных варваров до последнего.
Чу Юй вздрогнула. В прошлой жизни Вэй Юня называли живым Ямой за то, что он вырезал одиннадцать городов северян. Он всегда предлагал врагу сдаться, но если те отказывались, после штурма не щадил никого. Так он за два года покорил весь Север, и имя его внушало ужас и благоговение.
— Если не хочешь видеть меня таким, — тихо сказал он, — береги себя и возвращайся.
— Обещаю, — прошептала она.
Он отвернулся.
— Иди.
— Береги себя, — ответила она и быстро вышла.
Когда её шаги стихли, Вэй Юнь не выдержал. Он махнул рукавом, и фарфоровая ваза разлетелась вдребезги.
— Теперь и госпожа ушла, — пробормотал Вэй Ся, — а хоу-е опять всё крушит. Кто его остановит?
— Пусть крушит, — равнодушно заметил Вэй Цю.
— Ты хоть знаешь, сколько всё это стоит?! — вспыхнул Вэй Ся. — Госпожа копейку к копейке бережёт, а он серебро в осколки бьёт!
Услышав это, Вэй Юнь опустил вазу и рявкнул:
— Вон!
Чу Юй, выйдя из двора, уже овладела собой. Главное теперь — понять, что скрывает Фэнлин. Почему тогда, в прошлой жизни, Чу Линьян был осаждён там три месяца, пока город не обратился в пепел?
Она с Вань Юэ и Чан Юэ встретила у ворот Чжан Юня, командира Южного гарнизона.
— Под началом моим две тысячи десятков, всего двадцать тысяч воинов, — доложил он. — По приказу Императора прибыл помогать госпоже оборонять Фэнлин.
— Благодарю, генерал Чжан, — ответила она. — Подождите снаружи, я скоро выйду.
Когда он удалился, Чу Юй повернулась к Вэй Юню:
— Скажу прямо: согласен ты или нет, я уже дала слово Императору и должна идти.
Он молчал, опустив голову. Она вздохнула и ушла. Его взгляд проводил её: стройная, прямая, она шла, как воин, а не как женщина. И он понял, что удержать её невозможно.
Два дня лёгкого конного марша, и войско достигло Фэнлина. По её приказу лагерь разбили у реки, выслали разведку.
Город стоял на горе, редкость для этих мест, и потому считался неприступным. Когда-то это был разбойничий стан, позже укреплённый и превращённый в уездный центр.
У подножия горы тянулись вереницы людей.
— Это жители? — спросила Чу Юй.
— Беженцы, — ответил Чжан Юнь. — Таких теперь много и под Хуацзином. Война гонит народ.
