Увидев, что Гу Чушэн остаётся непреклонен, Чу Шань больше не стал уговаривать.
— Я передам слова господина генералу, — только и сказал он. — Лишь вот подарок генерала…
— Без заслуг и добродетелей принимать его стыдно, — твёрдо ответил Гу Чушэн, бросив взгляд на шкатулку. — Дело в Куньяне я улажу сам.
В прошлой жизни Чу Цзяньчан, разгневанный побегом Чу Юй, три года не желал видеть их обоих. Тогда Гу Чушэн прошёл всё в одиночку. Теперь, сохранив память о прошлом, он тем более не испытывал страха и сомнений.
Эти деньги Чу Цзяньчан дал ему лишь из уважения к Чу Цзинь, но раз он не намерен жениться на ней, то не вправе брать этот дар, иначе старый господин Чу сочтёт его недостойным.
Чу Шань понял, что переубеждать бесполезно. Он со вздохом произнёс:
— Что ж, пусть будет так. Вернусь и доложу генералу. А то, глядишь, он и день вашей свадьбы сам назначит.
Гу Чушэн знал, подобные дела лучше решать без промедления. Он не стал удерживать гостя, проводил его за пределы Куньяна и, глядя на дальние горные хребты, спрятал руки в рукава.
— Какое сегодня число? — спросил он слугу.
— Седьмой день, господин.
— Девятое луня, седьмой день… — тихо повторил он, помолчал и добавил: — Осталось всего два дня…
Пока Чу Шань вёз письмо Гу Чушэна, Чу Юй в доме Вэй уже почти закончила проверку счетов.
За эти годы госпожа Лян, пользуясь доверием Лю Сюэян и Вэй Чжуна, немало присвоила себе. Чу Юй аккуратно переписала все записи и задумалась, как сказать об этом Лю Сюэян.
Такое долгое воровство вряд ли могло остаться незамеченным. Даже если Лю Сюэян не знала, кто‑то из семьи Вэй — Вэй Чжун или Вэй Цзюнь — наверняка догадывался. Но почему же никто не сказал ни слова?
Если дом Вэй не придаёт значения тому, что Лян берёт лишнее, а она вдруг предъявит эти счета, то вызовет лишь недовольство.
Не зная, как поступить, Чу Юй написала письмо Вэй Юню, расспрашивая о настроениях в доме.
За время переписки они успели сблизиться. Вэй Юнь был любопытен до мелочей, знал все слухи, говорил много и сбивчиво, словно ребёнок. От него добыть сведения было проще простого.
Однако Чу Юй понимала, что он так откровенен лишь из уважения к Вэй Цзюню. Тот, должно быть, велел брату ничего не скрывать.
Писем от Вэй Цзюня приходило немного, но неизменно одно каждые семь дней, будто отчёт о службе: кратко о делах, без лишних слов.
Его почерк был удивительно красивым. Вглядываясь в ровные линии, Чу Юй словно видела прежнего Вэй Юня, того, каким он был в прошлой жизни. Почерк тот же, но если у Вэй Юня он строг и резок, то у Вэй Цзюня мягок, как у благородного мужа, подобного нефриту.
Связь между фронтом и Хуацзином при хорошей погоде занимала день и ночь, при дурной — два дня. Отослав письмо, Чу Юй спокойно уснула, решив завтра навестить Лю Сюэян и, сопоставив сведения Вэй Юня, обдумать дальнейшее.
Той ночью ей приснился сон.
Она вновь оказалась в прошлой жизни, в тот день, когда гналась за Гу Чушэном в Куньян. Тогда он не питал к ней симпатии, но и прогнать не мог. Она сама сняла комнату в уездной управе, помогала деньгами, устраивала его быт.
То был праздник Чунъян1. Она приготовила цветочные пирожки и хризантемовое вино, собираясь отпраздновать вместе, но, подойдя к дверям библиотеки, услышала поражённый голос Гу Чушэна:
— Семьдесят тысяч воинов в Байдигу, и все погибли?! Как это возможно?!
Мгновение — и картина сменилась. Она стояла в горной долине, окружённой пламенем и дымом. В ушах стоял гул битвы, крики, звон мечей.
Сквозь чад она различила голос Вэй Цзюня:
— Отец! Уходите скорее!
- Чунъян (重阳, Chóngyáng) — день двойной девятки. Отмечается на 9-й день 9-го месяца по лунному календарю. Буквально означает «двойной ян», поэтому день «девятого девятого» считается днём усиленной энергии ян, днём света, силы и вознесения. ↩︎
