Когда Чу Юй вернулась в свои покои, там уже царил полный беспорядок. Вань Юэ и Чан Юэ торопливо собирали вещи. На лице Чан Юэ застыло возмущение. Завидев госпожу, она шагнула вперёд, со злостью швырнула узел на пол и воскликнула:
— Госпожа, поедем обратно в дом Чу!
— Чан Юэ! — Вань Юэ поспешила к ней, схватила за руку и взглядом велела замолчать.
Чу Юй окинула комнату спокойным взглядом, подошла к письменному столу, подняла с пола упавшую книжицу и бережно смахнула с неё пыль.
— Госпожа, — тихо спросила Вань Юэ, подойдя ближе, — что вы теперь намерены делать?
То, что она назвала её «госпожой», как и Чан Юэ, уже само по себе означало выбор стороны.
Чу Юй улыбнулась и подняла глаза:
— Собирайте вещи. Мои драгоценности и мелочи пусть Чан Юэ отвезёт к старшему брату, а ты, Вань Юэ, поедешь со мной. Мы последуем за Вэй-цзюньчжу в Цинчжоу.
— Я же говорила, госпожа непременно решит уехать! — облегчённо выдохнула Чан Юэ, бросив на Вань Юэ торжествующий взгляд. — А ты всё тянула, ждала приказа.
Вань Юэ только устало улыбнулась и вместе с ней принялась укладывать вещи.
У Чу Юй не было многого, что стоило бы брать с собой: всё, что она по‑настоящему ценила, хранилось в нескольких деревянных шкатулках. Сначала она просто хотела сохранить память о Вэй Цзюне, человеке, которого уважала как мужа, пусть и без любви. Но со временем в этих шкатулках остались лишь следы Вэй Юня.
Она достала из связки писем ту самую бумагу — «письмо об отпуске жены» — и, глядя на неровные, ещё юные черты его почерка, беззвучно улыбнулась. Никогда прежде она не думала, что этот лист когда‑нибудь пригодится. Когда‑то ей казалось, что она сможет прожить в этом доме всю жизнь спокойно и достойно.
Даже если перед Лю Сюэян она старалась казаться невозмутимой, всё же, видя, как пять лет её жизни обернулись этим разгромом, она не могла оставаться равнодушной.
Пока Чу Юй складывала вещи, вбежала запыхавшаяся Цзян Чунь. Видно было, что она ждала долго.
— Что сказала госпожа? — спросила она с тревогой.
Но, увидев, как служанки собирают узлы, Цзян Чунь побледнела. Губы её задрожали.
— Ты… ты уезжаешь?
Чу Юй кивнула и спокойно ответила:
— Мы поговорили. Раз она не может меня принять, значит, я уйду.
Цзян Чунь молчала, глядя на неё, с трудом сглатывая ком в горле. Она долго не решалась заговорить, потом хрипло прошептала:
— Можно… не уходить?
Чу Юй удивлённо подняла глаза. Но Цзян Чунь тут же зажмурилась, словно от боли, и тихо сказала:
— Шучу. Не принимай близко к сердцу.
— В такой час ты ещё шутишь? — мягко усмехнулась Чу Юй.
Цзян Чунь опустила голову, потом слабо улыбнулась:
— Знаешь, ещё пять лет назад, когда маленький седьмой впервые признался, что любит тебя, я уже боялась этого дня.
Она говорила, и глаза её наливались слезами.
— У меня не было дома. А-Шу дал мне приют. После его смерти я осталась ни с чем, без корней, без опоры. Ты дала мне жизнь и снова дом.
Она поспешно вытерла глаза платком и смущённо добавила:
— Вот, опять сентиментальничаю, смешу тебя.
Чу Юй молча смотрела, как та тщетно пытается скрыть слёзы.
— Я не сильная, — продолжала Цзян Чунь дрожащим голосом. — Мне всегда нужно на кого-то опереться, чтобы устоять. Когда ты пришла, я почувствовала, что мы семья. А в семье, что бы ни случилось, все идут вместе. Но когда маленький седьмой сказал, что любит тебя, я поняла, этот день всё равно настанет.
Она старалась держаться, но голос её ломался, а слёзы текли всё сильнее. От боли она даже сгорбилась.
Чу Юй подошла, обняла её и тихо вздохнула:
— А-Чунь, я всегда была твоей семьёй.
После этих слов Цзян Чунь уже не могла сдержаться. Она вцепилась в руку Чу Юй и разрыдалась.
— Мы пережили худшие времена, — всхлипывала она. — Когда всё рушилось, мы держались. Почему же теперь, когда всё вроде бы хорошо, мы должны расстаться? Мы пережили смерть и падение страны, неужели теперь не выдержим?
Она тяжело дышала, сжимая запястье Чу Юй, будто боялась отпустить.
Чу Юй опустила глаза и тихо произнесла:
— Самое трудное в этом мире — устоять перед человеческим сердцем. С тигром можно сразиться, но как устоять, когда тебя точат муравьи? Ведь порой ты даже не знаешь, в кого направить удар.
Цзян Чунь не ответила. Она только шептала, словно заклинание:
— Я знаю… знаю…
Так продолжалось, пока Вань Юэ не позвала:
— Госпожа, всё готово.
Чу Юй кивнула. Цзян Чунь выпрямилась, глядя на неё.
— Я провожу тебя, — сказала она хрипло.
Чу Юй согласилась, отпустила её и вышла вместе с Вань Юэ и Чан Юэ.
В доме уже почти никого не осталось. Цзян Чунь и Лю Сюэян распустили людей.
Чу Юй приехала с двумя служанками — и теперь уезжала так же. Она велела подать повозку, села в неё. Лю Сюэян поднялась следом.
— Я провожу тебя до выезда из города, — тихо сказала она.
— Хорошо, — ответила Чу Юй.
