На следующий день они отправились в путь. Двое мужчин лежали в повозке, Вэй Цинпин с девушкой Фэн-эр правили лошадьми.
— Цзюньчжу, — ворчала Фэн-эр, — вам ли, благородной, управлять повозкой для этих проходимцев!
Вэй Цинпин не ответила.
Раны мужчин заживали, но Цинь Шиюэ всё бледнел. Она несколько раз проверяла пульс. Всё было в порядке, лишь гусеница тревожилась. Она знала, что должна что-то сделать, но не могла заставить себя.
Перед самым въездом в Байчэн их настигли люди Чжао Юэ. Вэй Юнь и Цинь Шиюэ, не вступая в бой, увели женщин вперёд. Вэй Цинпин отстала, и убийцы окружили её.
— Хоу-е, уходите! — крикнул Цинь Шиюэ и бросился назад.
Вэй Юнь, сжимая зубы, увёл Фэн-эр.
Дождь лил стеной. Сквозь серую пелену Вэй Цинпин увидела, как юноша, словно молния, прорезает толпу мечом. Он бился, прикрывая её, и каждый раз, когда опасность подступала, втягивал её в объятия, заслоняя собой.
Когда последний враг пал, он стоял, опираясь на меч, весь в крови.
— Цзюньчжу, вы не ранены? — выдохнул он.
— Цинь Шиюэ… ты разве не боишься смерти?
Он улыбнулся устало:
— Конечно, боюсь.
— Тогда зачем прикрывал меня?!
Он молчал.
— Отвечай!
— Просто… не хотел, чтобы вы пострадали. Девушке не к лицу шрамы, — тихо добавил он.
Она замерла. Что-то тёплое и мягкое разлилось в груди.
В тот день она донесла его до Байчэна на спине. Он был без сознания, и она шла, спотыкаясь, пока не встретила солдат дома Вэй.
Позже, когда Фэн-эр помогала ей смывать кровь, плакала:
— Цзюньчжу, с ними вам одни беды. Уедем отсюда.
— Молчи, — тихо сказала Вэй Цинпин.
Она слушала шум воды и видела перед глазами, как он заслонял её собой, как касался её губ, когда кормил гу. Щёки её вспыхнули.
Переодевшись, она пошла к нему. Шэнь Ушуан уже осмотрел раны и, увидев её, поспешил уйти.
В комнате повисла тишина.
— Зачем пришла цзюньчжу? — спросил Цинь Шиюэ.
— Проверить, жив ли ты. Если умрёшь, мне не поздоровится.
Он смутился:
— Через месяц сниму гусеницу.
— Хорошо, — она взяла его за запястье, проверила пульс. — Всё идёт на лад.
— Благодаря вам, — улыбнулся он.
Она кивнула, помолчала и поднялась:
— Тогда я пойду.
— Счастливого пути, — ответил он.
Она постояла, словно чего-то ждала, потом ушла. А он, глядя ей вслед, вдруг ощутил странную пустоту.
В Байчэне дни тянулись спокойно. Вэй Цинпин приходила к нему под предлогом проверки гу. Она читала, он молчал, но стоило ей позвать, как он сразу отзывался.
Через две недели Вэй Юнь снова слёг. Яд вернулся. Врачи решили, что спасти его можно лишь, добыв снежный лотос с Тяньшаня. Но путь туда опасен, и никто не решался.
Услышав это, Цинь Шиюэ молча собрался в дорогу.
— Безумие! — выдохнул Вэй Юнь. — С гусеницей в теле ты не дойдёшь!
— Почему? — удивилась Вэй Цинпин.
Шэнь Ушуан объяснил:
— Он запечатал связь между гусеницами, но материнская всё равно терзает его. Он терпит постоянную боль. В таком состоянии идти в горы — гибель.
Не дослушав, Вэй Цинпин бросилась в задний двор.
Цинь Шиюэ как раз укладывал вещи. Он был собран, строг, будто высечен изо льда.
— Цзюньчжу, я иду на Тяньшань, — сказал он.
— Знаю, — ответила она сквозь зубы.
— Не тревожьтесь. Даже если я умру…
— Замолчи! — крикнула она. — Ты непременно должен идти?
— Никто не справится лучше меня.
— Тогда я пойду с тобой.
— Не нужно…
— Я сказала — пойду! — отрезала она. — Моё решение не обсуждается.
Он растерялся, потом тихо сказал:
— Я не позволю вам пострадать.
Она подошла ближе и положила ладонь ему на грудь:
— Болит?
Он не понял.
— Говорят, материнская гусеница причиняет боль.
Он смутился и улыбнулся:
— Не болит. Такую боль я вынесу.
Она смотрела на него, и в сердце её поднялась жалость. Если это для него не боль, то что же он пережил прежде?
Они выехали ночью, налегке. Всё время он заботился о ней, даже воду подогревал. Сначала они ставили шатёр, потом она стала засыпать, прислонившись к его плечу.
Она расспрашивала о детстве, и он рассказывал: как родился в Байчэне, как потерял семью во время нашествия Бэйди, как с двенадцати лет служил в армии дома Вэй.
Он говорил просто, но за этими словами слышались горы и кровь.
Он никогда не отказывал ей. Когда она уставала, он нес её на спине. Половину пути на Тяньшань он прошёл, неся её.
Ночами, когда холод пробирал до костей, они прижимались друг к другу. Он боялся даже коснуться её, но однажды, когда уснул, она, глядя на его лицо, вдруг поцеловала его.
Он проснулся, но не двинулся. Она обвила его шею.
— Цзюньчжу… — прошептал он.
— Тсс, — она прижалась к нему. — Не поцелуешь — рассержусь.
Он дрожал, но, наконец, уступил. Его поцелуй был неловким и нежным, как он сам.
— Хочешь жениться на мне? — спросила она, глядя в глаза.
— Хочу, — хрипло ответил он.
— Любишь?
Он молчал.
— Говори.
— Люблю, — тихо сказал он, потом громче: — Люблю!
Она рассмеялась и обняла его:
— А я тебя.
Он вспыхнул, как огонь в снегу.
— Спи, — прошептал он. — Завтра искать цветок.
— Хорошо. А потом, когда спустимся, придёшь свататься?
— Приду.
— Ты ведь делаешь всё, что я скажу?
— Да.
— Какой же ты послушный… — улыбнулась она. — Скажи хоть что-нибудь ласковое.
Он покраснел, долго молчал, потом вдруг произнёс:
— Цинпин, знаешь, почему тебя так назвали?
— Откуда мне знать? Надо спросить отца.
— А я знаю, — сказал он, смущённо улыбаясь. — Потому что ты красива.
Она удивилась, а он тихо добавил строки древнего стиха, сравнив её с весенним цветением и лунным сиянием.
Она слушала, и сердце её растаяло, словно под дыханием весны.
