Когда Вэй Юнь вновь открыл глаза, солнце уже клонилось к западу. Он не помнил, когда в последний раз спал так спокойно. Без снов, без тревоги, просто сон, как в те беззаботные годы, когда он был обычным мальчишкой.
Чу Юй уже поднялась и беседовала во дворе с Цзян Чунь. Та рассказывала обо всём, что произошло в доме Вэй, пока Чу Юй болела. Теперь, когда Вэй Юнь вернулся, настала пора похорон.
По законам Великого Чу погребение возможно лишь тогда, когда один из прямых наследников несёт перед гробом лампу вечного света. Исключение делалось только для тех родов, где не осталось мужчин.
Пока Вэй Юнь был жив, похороны откладывали. Теперь, когда он вернулся, Цзян Чунь пригласила учёного выбрать день. Назначили пятое число десятого месяца. Это было послезавтра. Всё уже было почти готово, и спешить не приходилось. К тому же Лю Сюэян с пятью младшими господами, выехавшая в день освобождения Вэй Юня, уже подходила к столице.
Когда они с Цзян Чунь сверяли даты, Вэй Юнь проснулся. Умывшись, он велел отвезти себя во двор, где женщины разговаривали.
Он остановился у входа. Чу Юй, полулежа на циновке, смеялась. Её чёрные волосы свободно спадали на плечи, в них белела цветочная шпилька. Просторное белое платье струилось по земле, придавая ей вид лёгкий и спокойный. Цзян Чунь сидела напротив, с высокой причёской, спокойная и чинная.
Полуденное солнце заливало двор мягким светом, и всё вокруг дышало тишиной. Вэй Юнь стоял, не решаясь нарушить этот покой, и чувствовал, как в груди распускается тихое тепло.
Первой его заметила Чу Юй.
— Маленький седьмой пришёл, — сказала она с улыбкой.
От её улыбки будто осветился весь мир тихо, но неотвратимо.
Он подъехал ближе и кивнул:
— Старшая невестка.
Потом повернулся к Цзян Чунь:
— Вторая невестка.
— Поел? — спросила Цзян Чунь, глядя на него с мягкой улыбкой.
— Немного перекусил.
Она кивнула.
— Мы с твоей старшей сестрой говорим о похоронах. Думаем назначить на пятое число десятого месяца. Что скажешь?
Вэй Юнь помолчал, потом медленно кивнул.
После того как всё обсудили, Цзян Чунь ушла готовить недостающее. Чу Юй и Вэй Юнь проводили её взглядом.
— О чём ты задумался? — спросила Чу Юй. — Долго не отвечал. Что‑то не так с этой датой?
— Нет, — он улыбнулся, чуть рассеянно. — Просто думал, что мне будет тяжелее.
Он опустил взгляд.
— Раньше, когда речь заходила о похоронах отца и брата, я не мог слушать; сердце будто разрывалось. Казалось, стоит похоронить их, и они уйдут навсегда.
Чу Юй кивнула, не перебивая.
— А сегодня, когда вы с Цзян Чунь заговорили об этом, я вдруг понял, что могу принять. Больно — да, но… — он вздохнул. — Всё равно нужно отпустить.
Нужно признать: тех, кого любишь, уже нет.
Чу Юй смотрела на него, подбирая слова, но всё казалось слишком бледным. Она лишь улыбнулась:
— Завидую людям, умеющим говорить красиво.
— Почему?
Она подняла глаза на алые клёны во дворе:
— Сказала бы я что‑нибудь утешительное, может, тебе стало бы легче.
Вэй Юнь тихо рассмеялся.
— Мне и так достаточно, что вы рядом.
Он опустил ресницы, скрывая взгляд.
— Иногда мне снится, будто в этом мире нет тебя, невестка. Есть только я.
— И что тогда? — спросила Чу Юй.
Он долго молчал, и она уже хотела сменить тему, когда он заговорил:
— Во сне я возвращаюсь домой один, неся отца и брата. Вхожу и слышу, как во дворе плачут. Этот плач будто режет душу. Я не смею ни говорить, ни плакать, просто стою, держа в руках табличку с именем отца и своё копьё за спиной. Потом меня бросают в темницу. Долго, очень долго… Когда выхожу, второй сестры уже нет, матери нет, остались только другие невестки, они стоят на коленях и просят отпустить их. Вокруг — одни рыдания, чёрное и белое, и от этого холода хочется исчезнуть. Мне некуда идти, негде остановиться…
Он говорил, словно вспоминал прожитую жизнь. Бесконечный путь без отдыха, под тяжестью крови и долга.
— Я могу только идти вперёд. Как бы ни было больно, трудно, безнадёжно — всё равно идти.
Слушая его, Чу Юй видела перед собой того Вэй Юня из прошлой жизни в чёрно‑белом, холодного, как смерть. Люди называли его живым Ямой не только за то, что он пролил много крови, но и потому, что с его появлением казалось, будто сам ад вышел на землю.
Теперь она поняла. Он не приносил ад, он сам жил в нём и не мог выбраться, втягивая туда всех вокруг.
От этого осознания сердце её дрогнуло и наполнилось тихой жалостью. Она сняла из волос белый цветок и протянула ему.
Вэй Юнь удивлённо посмотрел, не понимая.
— Нравится тебе этот цветок? — спросила она с улыбкой.
— Нравится, — честно ответил он.
— Тогда я дарю его тебе, — сказала Чу Юй, всё тем же мягким тоном. — Пусть он напоминает тебе больше не грустить, ладно?
Он замер, потом опустил глаза и бережно принял из её рук распустившийся белый цветок.
— Хорошо, — тихо сказал он.
