Вэй Цю выкатил повозку за ворота дома Вэй. Едва они выехали, как в тени переулка, примыкавшего к воротам, показалась другая повозка. Завидев Вэй Юня, кучер спрыгнул с седла, сложил руки в приветственном жесте и пригласил его сесть.
На нём был чёрный шёлковый кафтан, у пояса висела вышитая сабля «Сючуньдао» — оружие тайной стражи, а на поясе поблёскивала нефритовая дощечка с иероглифом «Цзинь». Всё это ясно говорило: перед ними — человек из Цзиньи Вэй, ближайшей охраны самого Сына Неба.
Увидев это, Вэй Юнь закашлялся, поспешно попытался подняться, чтобы ответить поклоном, но стоило ему выпрямиться, как кашель вновь сотряс его грудь. Человек в чёрном шагнул вперёд, мягко удержал его и сказал:
— Седьмой господин, не утруждайтесь. Я — посланник Цзиньи Вэй, Чэнь Чунь. По повелению Его Величества прибыл пригласить вас во дворец на беседу.
Вэй Юнь с трудом перевёл дыхание, кашель постепенно стих. Он тихо ответил:
— Вэй недомогает, прошу господина Чэня не взыскивать. Раз уж это воля государя, поедем немедля.
С этими словами он, опираясь на руку Вэй Цю, поднялся и вошёл в повозку.
Через мгновение Чэнь Чунь сел напротив. Колёса застучали по камню, повозка покатилась. Вэй Юнь сидел молча, изредка кашлял, лицо его было бледно, словно из воска.
Чэнь Чунь нахмурился и, колеблясь, спросил:
— Раны седьмого господина…
О том, что случилось с Вэй Юнем в Небесной темнице, знала уже вся столица. Император, разгневавшись, сурово наказал всех, кто осмелился поднять на него руку. Сам Чэнь Чунь тогда участвовал в следствии, потому знал, насколько тяжёлым было то дело.
— Внешние раны почти зажили, — Вэй Юнь слабо улыбнулся. — Только силы подорваны, тело ослабло.
Чэнь Чунь нахмурился ещё сильнее. Вэй Юнь, переводя дыхание, спросил:
— Не ведаете ли, по какому делу ныне государь зовёт меня?
— Не ведаю, — коротко ответил тот.
Вэй Юнь понял, что выведать ничего не удастся, и, прикрыв глаза, притворился спящим.
Когда повозка остановилась, Чэнь Чунь тихо сказал:
— Господин, прибыли.
Вэй Юнь открыл глаза, на лице мелькнуло недоумение, но вскоре взгляд прояснился. С помощью Вэй Ся и Вэй Цю он спустился на землю.
Повозка остановилась прямо у дверей Императорской библиотеки. Изнутри донёсся голос:
— Малый седьмой, входи прямо.
Услышав это, Вэй Юнь снова закашлялся тяжело, надсадно, будто каждая судорога выворачивала лёгкие. Когда приступ прошёл, он выпрямился, поправил одежду и вошёл.
Император Чуньдэ уже слышал его кашель. Подняв голову, он увидел, как в зал входит юноша в простом светлом одеянии. Тот поклонился до земли.
Он был худым, почти прозрачным. Хотя зима ещё не наступила, на плечах его лежала меховая накидка из лисьего меха, в руках — маленькая жаровня. Вид у него был болезненно-застывшим, словно он боялся даже дыхания ветра.
Император невольно задержал дыхание. Он помнил, каким живым и беззаботным был этот мальчик прежде и даже в лютый мороз ходил в лёгкой одежде, смеясь. В груди правителя поднялась волна вины и жалости.
— Садись, — поспешно сказал он. — Как же ты до такого дошёл? Где болит? Позвать ли лекаря?
— Ничего страшного, — Вэй Юнь улыбнулся, стараясь успокоить. — Лишь слабость, государь не тревожься.
Император хотел что-то сказать, но промолчал. Вэй Юнь, уловив его взгляд, тихо кашлянул и спросил:
— Государь призвал меня в столь поздний час… не случилось ли чего на передовой?
— Угу, — лицо государя потемнело. — Теперь всё держится на генерале Яо, но минувшей ночью пал Байчэн.
— Байчэн пал? — Вэй Юнь удивился, хотя в глубине души ожидал именно этого.
Он знал, что прежде передовую держала армия Вэй, а Яо Юн лишь добивал остатки. Его возвышение было делом политического равновесия, а не доблести. Дать такому человеку ключевую крепость — значит заранее обречь её.
— У Яо Юна было девяносто тысяч воинов, — Вэй Юнь нахмурился. — Я, уходя, перевёл к нему ещё десять тысяч из Лянчжоу. Как же мог пасть Байчэн?
— Потери невелики, — холодно ответил Император. — Яо Юн, желая сохранить силы, оставил город.
— Он… эвакуировал жителей? — голос Вэй Юня стал резким.
В доме Вэй существовал неписаный закон: прежде чем оставить крепость, сперва выводят народ. Иначе стоять до последнего. Ведь северные варвары и Великий Чу были кровными врагами, и всякий оставленный город обрекался на резню.
Император помедлил и сказал:
— Он вывел жителей заранее.
Вэй Юнь удивлённо поднял глаза. Чтобы скрыть смятение, он снова закашлялся. В голове же уже мелькали догадки: Яо Юн не способен на подобное. Вероятно, чужой подвиг он приписал себе.
Император, видя, как юношу мучает кашель, велел позвать лекаря. Вэй Юнь поднял руку, остановил:
— Государь, не стоит. Лучше скажите, что намерены делать теперь?
— Яо Юн слишком осторожен, — вздохнул Император Чуньдэ. — На войне порой нужна молодая отвага.
Он посмотрел на Вэй Юня и хотел что-то добавить.
