Она произнесла слабый звук. В последние мерцающие секунды сознания ей показался взмах лезвия в поднятой руке.
И всё же судьба, кажется, не была безнадёжной.
Клинок не пришёлся в цель. Холодная длинная рука перехватила нож и остановила движение.
Лэй Чи не заметил, когда появился тот призрачный юноша. Боль пронзила ладонь, нож вырвался из его рук и упал, а потом последовал жёсткий удар ногой. Лэй Чи рухнул на колени, не в силах издать ни звука.
Клинок, упав, отразил бледный силуэт того, кто вмешался. Цинь Сы был давно закалён уличными драками. Он — мальчик, который пережил побои и голод, знал, как удержать противника.
Он прижал худощавого, высокого на вид, но крепкого Лэй Чи прижал головой к асфальту коленом к земле и так резко швырнул, что каждый удар отзывался глухим стуком.
— Нож свой, — Цинь Сы глянул на клинок с усмешкой, — на кого ты собрался его направить?
Его лицо, отражённое в холодном металле, было строгим и бесстрастным; глаза — тёмные и лишённые улыбки.
У Лэй Чи проступил холодный пот, он начал заикаться:
— Брат, я ножом не пользовался, я только пугал её, прошу, не вызывай полицию, пощади меня хотя бы в этот раз.
Он захлёбывался рыданиями, слова вырывались с трудом:
— То ограбление и убийство — всё Тун Си затеял, я только взял немного денег… Я ведь сирота, у меня с детства ни отца, ни матери. Не то что вы, ходите в хорошие школы, живёте спокойно, никому не кланяетесь… А я… я просто хотел выжить. Я рылся в помойках, копался в отбросах, зимой замерзал в доме до смерти… У меня не было другого выхода…
Он упал на колени, задыхаясь:
— Брат, ты красивый, учишься в престижной школе, наверное, и дома у тебя всё в порядке… Пожалей нас, сирот, хоть немного, я тебе в ноги поклонюсь…
Лицо Цинь Сы стало ещё холоднее.
Его тонкие губы дрогнули, на них появилась едва заметная усмешка.
— Сирота? — протянул он медленно. — И это, по-твоему, оправдание?
Лэй Чи судорожно закивал:
— Мы — дети, которых родители родили, но не вырастили. Мы — грязь, с самого рождения нам нет дороги вперёд, куда ни пойди — все плюют, все смотрят сверху вниз…
Блеск ножа скользнул ближе. У узких глазах юноши не было ни гнева, ни жалости, а лишь холод, от которого веяло чем-то нечеловеческим.
Лэй Чи похолодел до костей. Ему показалось, что тот, кто стоит перед ним, — вовсе не человек, а дьявол из тьмы.
Холодное лезвие коснулось кожи, все волоски на теле встали дыбом, губы дрожали, но звук не сорвался.
И вдруг издалека, почти неслышно, донёсся тихий, жалобный всхлип.
Девочка всё ещё лежала без сознания, но её слабый стон, словно капля воды, упал в тишину переулка и разошёлся по нему лёгкой рябью.
Холод у его шеи рассеялся.
Юноша медленно опустил руку и, бросив взгляд на обмякшего, как тряпка, Лэй Чи, коротко пнул его ногой:
— Жалкое ничтожество.
Когда прибыла полиция, Лэй Чи уже сидел на земле, как выжатая тряпка. Его губы дрожали, под ним расползалось тёплое пятно. Страх оказался сильнее гордости, и он обмочился.
Лу Нянь, находясь без сознания, смутно почувствовала, как кто-то подхватил её на руки.
Где-то рядом прозвучал тихий знакомый голос, до боли узнаваемый, но сказанный таким тоном, какого она прежде никогда не слышала.
В следующее мгновение ей почудился лёгкий, свежий невыразимо чистый запах с ноткой молодости, исходящий от чужой одежды. Она коснулась щекой его груди и уловила на ткани слабый аромат мыла из плодов мыльного дерева*. Это был удивительно спокойный и тёплый запах.
*Плоды Сапиндуса (лат. Sapīndus; кит. 皂荚, zàojiá) — плоды китайского мыльного дерева (Gleditsia sinensis), из которых издавна делают натуральное моющее средство.
И, словно под его действием, она снова глубоко заснула.
* * *
Девушка лежала на больничной койке, бледная, с осунувшимися чертами. Губы её были обескровлены, длинные ресницы опустились, отбрасывая мягкие тени.
К счастью, внешних ран не было.
Цинь Сы стоял рядом, молча глядя на неё.
В палату вошёл Мин-гэ, который не постучался по привычке.
— Связался с Лу? — спросил он.
Юноша кивнул, но на лице его мелькнуло откровенное отвращение.
— Скажи им сам. Я видеть их не хочу.
— А если приедут? Всё равно ведь не спрячешься.
— Я уйду, — ответил он коротко. — До того, как она проснётся.
Он не хотел этой встречи. Не хотел, чтобы Лу Нянь узнала, кто вытащил её из того кошмара. Да и она, вероятно, не желала бы видеть его.
Юноша нахмурился и опустил глаза. Уши его вспыхнули лёгким румянцем; он сам не понял, почему.
— Тьфу, — усмехнулся Мин-гэ. — Герой, спасший красавицу, и прячется? Разве не лучше, чтобы, очнувшись, она увидела тебя первым?
Цинь Сы не ответил.
Он стоял неподвижно у кровати, лишь взгляд его был прикован к спящей девушке, и в нём не было ни злости, ни презрения, а только непонятное, затаённое чувство.
Мин-гэ, скрестив ноги, смотрел на него с любопытством:
— Ненавидишь Лу и всё же глаз с неё не сводишь. Объясни, зачем?
Он знал, что Цинь Сы тайком следил за ней, причём не из любопытства, а из беспокойства, будто он боялся, что с ней что-то случится. И, как назло, он оказался рядом именно в тот момент.
— Возвращаю долг, — коротко бросил Цинь Сы.
— Возвращаешь долг, ага… — хмыкнул Мин-гэ. — Наверное, тем способом, где за доброту расплачиваются собой?
Юноша холодно взглянул на него, и тот сразу замолчал.
