Гулкий скрип тяжёлых ворот, словно стон, застрявший в горле, прокатился в тишине,
так Мэн Жуй вошёл в пределы уезда Доугу.
Доугу лежал на севере провинции Сучжоу Великого Мира, у подножия гор, гранича с Цинчжоу. Место это было бедное: среди гор мало земли под пашню, а потому и жизнь здешних людей была сурова и скромна. Всего одна длинная улица позволяла разъехаться двум повозкам, и тянулась она к уездному управлению, где в тот день, к полудню, раздался тревожный шум. Для спокойных, смирных жителей это было словно гром среди ясного неба.
Они стекались на площадь перед ямэнем — домом уездного чиновника. Перед воротами стояла женщина лет тридцати с растрёпанными волосами и перекошенной шпилькой в них;
она рыдала навзрыд. Рядом стоял мужчина, понурый, потерянный.
Из дома вышел стражник в синем, Чэнь Шан, и, нахмурившись, сказал раздражённо:
— Фу Няньюй, господин уездный чиновник уже велел людям искать вашу дочь. Что ж вы тут плачете да шум поднимаете? Лучше сами бы пошли на поиски!
— Дорогая, — робко произнёс Фу Няньюй, — давай пойдём, послушаемся господина.
Но госпожа Фу, Ню Чжиин, была женщиной прямой и гордой. Она оттолкнула руку мужа и резко сказала:
— Искать? Да за эти годы в Доугу исчезло сколько девочек! Хоть одну нашли? Ваш добродетельный уездный разве ищет детей? Он, поди, ищет себе пятую наложницу!
Слова её были резки, но истинны. Уездный Ду Иань служил здесь уже десять лет,
не продвинулся ни на ступень, но оброс богатством: построил два особняка, взял четырёх жён. Он был чиновником из тех, кто живёт по принципу «лучше закрыть глаза, чем усложнять». Для народа он был не правителем, а сытым повелителем вина и мяса.
— Дерзкая баба! — взревел Чэнь Шан. — Как ты осмелилась хулить уездного господина?! Стража! Взять её и в темницу!
Но едва один из ярыков схватил женщину за руку, как вдруг дёрнулся, будто по нему прошёл разряд. Руки его ослабли, и он выпустил пленницу.
Фу Няньюй моргнул и увидел рядом с собой незнакомца в серой одежде из грубого шёлка, с распущенными волосами, а на левой щеке синеватое родимое пятно в виде звериной головы. За спиной у него висел длинный чехол для меча.
— Кто ты такой?! — холодея, выкрикнул Чэнь Шан. — Осмелился мешать стражникам при исполнении!
Незнакомец ответил спокойно, но его голос прозвучал, как сталь:
— Она всего лишь женщина, потерявшая дочь, сказала лишнего со скорби. Разве это преступление? Разве вы, господин ловчий, станете спорить с горем? Или вам мало, что ребёнок исчез, хотите, чтобы и мать сгнила в подземелье?
Толпа зашепталась, встала на сторону незнакомца. Чэнь Шан понял, что лучше не усугублять, и процедил:
— Ладно, я вспылил. Фу Няньюй, забери жену и уходи.
— Благодарю, — поклонился Фу Няньюй, увлекая супругу прочь.
Женщина, отходя, всё же обернулась и поклонилась страннику:
— Благородный господин, осмелюсь спросить ваше имя?
— Мэн Жуй, — мягко ответил тот, и на миг грозный отпечаток на его лице стал почти человечным.
Тем временем в лучшей таверне уезда «Обители Абрикосовых Цветов» веселье достигло пика. Мужчина в желтой куртке с багровым лицом стучал по столу и орал:
— Я для вас горбатился, как вол! А вы пинком под зад! Думаете, прогнать меня так просто?! Нет, к чёрту вас, не уйду!
— Господин Ма, вы опьянели, — пробовал успокоить его мальчишка-служка.
Тот, Ма Хэ, взревел, пнул слугу, затем вытащил из пояса серебряный слиток и бросил на стол:
— Думаешь, я нищий?! На! Гони вина!
У дверей стояли двое в коротких синих куртках. Пошептавшись, один из них быстро исчез за поворотом. Скоро он добрался до чащи на севере. Там стояла фиолетовая лакированная повозка. Слуга подбежал, шепнул внутрь. Через мгновение из темноты раздался низкий голос:
— Следите за ним.
— Есть! — ответил посланец и умчался прочь.
В повозке осталось двое.
— Отец, этот Ма Хэ ищет смерти! — зло прошипел один голос.
— Я давно знал, — ответил другой, глухой, властный. — Он алчен и глуп. Я оставил ему шанс, но он выбрал гибель. Пусть сам винит себя.
— Отец, ты хочешь…
— Хочу, чтобы он навеки замолк.
