Стрела за стрелой, словно рой безумных саранчей, обрушивались на павильон. Свист их острых наконечников, рассекавших воздух, не смолкал ни на миг. Удар их силы был таков, что, вонзившись в тело, ломали кости так, что человек сам слышал хруст.
— За ширму, быстрее! — приказал громко Тан Цяньцзы.
Пять-шесть человек были уже ранены, подростки в отчаянии тащили друг друга за руки и скрывались за ширмой, стискивая зубы и обламывая торчащие древки. Заблудшие стрелы пробивали ширму. С сухим треском разлетался орнамент, сияние самоцветов вспыхивало и тут же таяло в облачке холодной пыли, а черные стальные наконечники прокалывали ткань, торча изнутри на добрый палец. В этой сетке из летящих стрел осталась одна-единственная фигура — слепая девочка. Её надрывные крики рвали душу, а младенец в её руках хрипло ревел, почти сорвав голос, но всё еще держался, словно умирающий зверёк, не отпускающий жизнь. Тан Цяньцзы зажмурился, напряг слух, пытаясь определить, сколько врагов снаружи, но в ушах у него звенели лишь вопли ребёнка и девочки. Два ножа, один острый и быстрый, другой тупой, с зазубренным лезвием, и оба безжалостно терзали его. Он досчитал только до семнадцати и не выдержал, резко вскочил, пригнулся и кинулся к выходу из-за ширмы.
Все поражённо глянули на него, но тотчас опустили глаза. Ни у кого не нашлось слов. Они были всего лишь мальчишками, не знавшими войны. Убивать ради собственного спасения — одно, а стоять и смотреть, как умирает человек, не протянув руки, — совсем другое. Слышать предсмертные крики девочки и оставаться безучастным… разве у кого-то из них сердце не сжималось?
Она лежала там же, где он минуту назад оттолкнул её, на плече и на ноге кровь струилась густыми чёрно-алыми ручьями. Видимо, стрелы скользнули вскользь. Девочка скорчилась клубком, заслонив младенца телом и, может быть, делала это вовсе не от желания защитить, а от животного страха, требовавшего прижать к себе хоть что-то. Тан Цяньцзы отбил ножнами две-три стрелы, рывком подхватил её, перекатился, увлекая за собой к укрытию, и, не думая о новых ссадинах, швырнул её за ширму, сам юркнув следом.
Едва он перевёл дух, как сердце его сжалось от досады. Если бы он оставил девочку там, она бы вскоре погибла. Даже если её и спасли, в конце концов ей всё равно суждено было погибнуть от его же руки. Разве это не лицемерие?
— Чжэньчу, ты разглядел, что там снаружи? — негромко спросил Цзи Чан.
— Человек двадцать, не решаются лезть внутрь, только бьют из самострелов. Но если подоспеет подмога, боюсь… — он осёкся
Цзи Чан внезапно махнул рукой, на лице его мелькнула тревога. Град стрел стихал, звук редел, и вот уже умолк совсем. В наступившей тишине с дальнего конца донёсся хриплый скрежет, будто кто-то точил нож. Тан Цяньцзы нахмурился и выглянул снова. Подмоги не было видно, зато повсюду валялись брошенные факелы. Значит, два десятка стражников поняли, что обстрел бесполезен, и решились на штурм.
— Почему они… не дождались подкрепления? — простонал один из юнцов, прижимая руку к ране в боку, голос его дрожал от боли.
Тан Цяньцзы холодно усмехнулся. Его отец был одним из заместителей командующего на перевале Хуанцюань, сам он вырос среди клинков и копий и лишь после гибели отца в прошлом году вернулся в родной Ланьчжоу, в осенний край Сяо. Таких воинских хитростей он повидал немало.
— Они борются за заслуги. Сначала обстреливали, чтобы не звать помощь и самим получить награду, но сил у них маловато, близко идти боялись. Теперь же, напротив, рискуют, потому что затяжка только даст нам шанс уйти, и тогда добычу уведут другие.
Он перевёл взгляд на лица двадцати мальчишек, и те, встретившись с ним глазами, невольно выпрямились.
Тан Цяньцзы со звоном выхватил меч. Кончик клинка провёл в воздухе за три шага от ширмы ровную прямую линию.
— Всем встать вот здесь.
Двадцать солдат поднялись, тяжело опираясь на мечи, шатаясь, но выстроились по линии. За их спинами вода отражала золотой силуэт. В жарком мареве он казался то зыбким отражением, то рядами высоких свечей, покрытых золотым лаком, плавящихся в пламени. Жгучий, тошнотворный запах гари и тепла накатывал через воду прямо им в спины.