Толпа разразилась смехом.
Лицо Сися сначала вспыхнуло красным, потом побелело, и, наконец, налилось злобным зелёным оттенком. Он злобно уставился на Шу`эр.
Та, увидев, как ловко загнала его в угол, с довольной миной вздёрнула подбородок и бросила в его сторону презрительный взгляд, будто говорила: «Ну и кто теперь главный?»
Если он не проучит эту дерзкую мелюзгу прямо сейчас — грош ему цена.
Сися холодно фыркнул:
— Не обращайте на неё внимания! Все — вперёд! Кто встанет на пути — оттолкнуть!
Он отступил в сторону, давая дорогу.
Два здоровенных малых с толстыми руками и плечами, не разбирая дороги, навалились вперёд.
Шу`эр тут же почувствовала едкий запах пота, исходящий от них, и по-настоящему испугалась. Всё было всерьёз. Она растерянно оглянулась, схватила тяжёлый деревянный засов от ворот и встала, перекрыв проход. Голос её дрожал, но она всё же крикнула:
— Кто посмеет?
Именно в этот момент с галереи донёсся ленивый, чуть насмешливый голос:
— Сися, да? Это ты, значит, привёл сюда ораву грубиянов, без предупреждения, вломился в мой двор — и ещё смеешь угрожать, что продашь мою служанку? Я что-то не так расслышала?
Голос, прозвучавший с галереи, был мягкий, бархатистый, словно скользил по слуху, щекоча сознание. И хоть в нём звучал явный упрёк, на слух он ложился так, будто речь шла о чём-то будничном, почти домашнем — как будто она просто завела светскую беседу.
Все, как по команде, повернули головы и уставились на галерею.
Там стояла женщина — стройная, изящная, с осанкой благородной, с кожей белой, словно снежный нефрит, и лицом, сияющим красотой весеннего цветка.
Её юбка, цвета спелого граната, пылала в утреннем свете, словно лепестки пионов.
Слуги, стоявшие за спиной Сися, застыли, как вкопанные. Они не могли отвести взгляда.
Эта молодая госпожа, которую прежде считали больной, немощной, запертой в покоях… Оказалось, она — воплощённая красота.
А как же все те слухи? Что она — желтолицая болезненная уродина, которую Лю Чан едва ли не прятал от света? Теперь они смотрели на неё и не могли понять, кто же всё это выдумал.
Сися, что уже давно служил рядом с господином, видел молодую госпожу не раз.
После той тяжёлой болезни, что подкосила её прошлой осенью, она почти совсем перестала вмешиваться в дела усадьбы. Он хорошо помнил, как однажды Биву, наложница, родившая Лю Чану первенца, раздутая от собственных привилегий, в пьяном виде устроила сцену и вломилась прямо к Мудань. А та что сделала? Просто велела закрыть дверь — и ни слова больше.
Или ещё случай: когда господин принял у себя Сяньсу, самую популярную актрису из «Фанъюнь-чжай», та, желая выставить себя хозяйкой положения, «нечаянно» пролила чай на роскошную белоснежную юбку Мудань, искусно расшитую. А потом ещё с наигранной любезностью похвалила: «Ах, какая прелесть! Какая ткань…» Мудань и тогда не вспылила — лишь с улыбкой сняла юбку и подарила её Сяньсу.
Такое поведение — хладнокровное, спокойное, даже изящное — в конце концов расположило к ней даже госпожу Лю, которая раньше не питала к ней особого тепла. Старшая госпожа не раз за глаза упрекала сына: «Где это видано — чтобы главную супругу унижали наложницы? Где уважение к старшинству и к главной линии рода?»
И вот после всего этого молчания и отстранённости, сегодня… она вышла.
Значит ли это, что она решила показать когти?
А он — всего лишь слуга, да и не из любимчиков. Он ведь не наложница, не приближённый. Если она захочет отыграться — достаточно лишь намёка госпожи, и ему уж точно несдобровать.
Сися, осознав, к чему всё может привести, поспешил выйти вперёд, низко поклонился и принялся торопливо извиняться:
— Сися приветствует молодую госпожу. Прошу простить дерзость. Малый всего лишь исполнял приказ господина — велено перенести цветы для завтрашнего празднества.
Что до Шу`эр… это недоразумение, а мои слова — глупая болтовня. Так, шутка… Пусть бы мне дали десять жизней — и то не осмелился бы так нагло говорить перед вами!
Мудань не стала ни прощать, ни упрекать. Лишь спокойно спросила:
— Господин велел назвать конкретно, какие именно горшки?
Сися тут же заговорил, стараясь звучать особенно почтительно:
— Вэйцзы, Яохуан, Юйлоу-дяньцуй, Цзыпао-цзиньдай и Яотай-юлу.
Мудань слегка кивнула:
— Шу`эр, покажи Сися, какие именно это горшки. Смотри, чтобы аккуратно. Ни лепестка, ни почки не повредить.
И всё? Шу`эр стояла с вытянутыми губами. В её глазах горело возмущение — разве вот так просто можно отпустить этого грубияна, который только что кричал, что продаст её?
Но спорить она не стала. Только обиженно фыркнула, с явным нежеланием пошла вперёд, провела Сися за собой. А вот ту весёлую, галдящую толпу, что стояла за воротами, даже на порог не пустила.
— По одному! — строго скомандовала она, перекрывая проход. — По одному горшку заносить! И чтоб не шумели, а то ещё нечаянно госпожу напугаете!
Однако теперь никто не решался вести себя столь же свободно, как прежде. Все стояли, замерев в ожидании, и лишь изредка, украдкой, бросали взгляды на Мудань. Но она, казалось, не замечала этого — продолжала невозмутимо обмахиваться своим белым шёлковым веером, полуприкрыв глаза, и неторопливо произнесла:
— Главное — берегите эту Вэйцзы, не зацепите её ненароком.
Сися это и без неё прекрасно понимал. Завтрашний праздник цветов должен был стать настоящим событием, и две звезды этого торжества — это как раз Вэйцзы, растущая в этом дворе, и Юйбаньбай, ради которой господин не пожалел ни денег, ни хлопот. Так что эта Вэйцзы — предмет особого внимания: ни одного лепестка нельзя было повредить.
Он первым делом и направился к ней. Это была легендарная Вэйцзы — говорят, её возраст перевалил за тридцать лет, высотой почти в три чи, а её пышная цветущая крона раскинулась на целых четыре чи в ширину. Настоящая редкость.
Обычно такие старые кусты пионов сажают прямо в землю, но ради Мудань её семья заранее предусмотрела всё: ещё несколько лет назад, готовясь к приданому, заказали огромную, прочную керамическую кадку, а уход за цветком доверили опытному мастеру-садовнику, щедро ему платили. Только благодаря такой заботе пион и дожил до своих лет в полном цвету, превратившись в настоящую гордость.
Сися пересчитал цветы: в этом году для Вэйцзы выдался удачный сезон — она цвела особенно роскошно. Всего на кусте распустилось двенадцать пышных цветков, каждый размером почти с рисовую чашу, а ещё три-четыре бутона собирались вскоре раскрыться. Лепестки, листья, ветви — всё было ухожено и аккуратно.
Шу`эр стояла рядом, прищурившись, и язвительно фыркнула:
— Такая великолепная цветущая красавица, а кое-кто смотрит на неё, как на кучку монет. Только и умеет, что цветы пересчитывать, ни капельки настоящего восхищения.
Сися бросил на неё раздражённый взгляд, не ответил, а просто направился к следующей кадке — Яохуан. Если Вэйцзы — это королева цветов, то Яохуан — царь. По иерархии цветочного мира, Яохуан даже выше. Увы, этому кусту Яохуан ещё не хватало лет, да и выращивался он в горшке, а не в открытом грунте. Хоть на нём и распустилось пять-шесть ярких цветов, блестящих и душистых, но по пышности и величию он всё же уступал старым шестичиным деревьям.
Следующей была Юйлоу-Дяньцуй — лепестки её были белоснежны, многослойны, один над другим, словно башни из нефрита, а в самом центре цветка — несколько лепестков нежного изумрудного цвета, придававших цветку изящную утончённость. Яотай-Юлу — цветок весь белый, от лепестков до тычинок, словно утренняя роса на яшмовой террасе. Цзыпао-Цзиньдан же сиял, будто был соткан из лучшего пурпурного шелка, в солнечных лучах лепестки отливали мягким глянцем, а золотистые тычинки придавали цветку роскошный, даже вызывающий вид.
Несколько сортов пионов расцвели одновременно, соперничая друг с другом в красоте, блистая каждым изгибом лепестков. Все до единого были редкими и ценными экземплярами.
Интересно читать описание сортов пионов, я сама очень люблю эти цветы, у меня в саду много интересных и дорогих сортов