Цзян Чанъян, воодушевлённый её мнимой вовлеченностью, только распалился. История стала ярче, живее, он пускался в подробности, подбирал выразительные обороты, словно сам видел всё происходящее.
А потому, прежде чем кто-либо успел заметить, целая процессия всадников, катившаяся вперёд под тусклым небом, невольно замерла, зачарованная чужим голосом. Даже Сюэ`эр, что до того едва не спала, склонившись к шее лошади, вдруг ожила. Её глаза заискрились вниманием, уши навострились — и в тот миг, пожалуй, никто не дремал. Все слушали.
Так, один за другим, попали они под власть не слов даже — а искреннего стремления одного человека уберечь другого.
услышанный рассказ оказал не на всех одинаковый эффект. В то время как остальные с неподдельным вниманием слушали, как Цзян Чанъян расписывает поучительный случай из жизни, У — его верный слуга — всем видом показывал, что всё это ему глубоко неинтересно. Он часто моргал, то и дело окидывая взглядом окрестности, словно искал способ сбежать от происходящего.
Хотя, как и все, он слушал, но выражение лица у него было совсем иным. А вот у Мудань, наоборот, губы чуть подрагивали, словно едва сдерживая улыбку. Лицо её светилось мягким, почти материнским теплом. И У мгновенно узнал этот взгляд. Такой у его госпожи бывал тогда, когда она слушала малышей, лепечущих свои несуразные сказочки.
Он снова посмотрел на своего господина. Тот, увлечённо размахивая рукой, рассказывал с неподдельной серьёзностью, вкладывая в каждое слово беспокойство и заботу, словно говорил о самом важном на свете. У вдруг почувствовал усталость, что-то среднее между сочувствием и неловкостью. Дай небеса, пусть он ошибается — ведь, может, юная госпожа Хэ просто всегда улыбается?
Цзян Чанъян, закончив повествование, повернулся к Мудань, намереваясь подвести нравоучительный итог. Но взгляд его неожиданно наткнулся на тот самый — слишком знакомый — оттенок улыбки. Он сразу понял: она слушала его, как взрослый слушает наивного ребёнка.
Смущение стремительно залила ему лицо. Щёки вспыхнули, он резко отвёл взгляд, словно вдруг почувствовал себя голым под холодным ветром.
Мудань, не ведая, какую бурю её улыбка вызвала, с живым интересом наклонилась вперёд и спросила:
— И всё? Уже конец?
Цзян Чанъян сжал губы, отчётливо не желая продолжать, и пробормотал, почти неразборчиво:
— Конец.
Сюэ`эр распахнула глаза, восторженно воскликнув:
— А вот у господина Цзян истории просто загляденье! Рассказывает даже лучше, чем моя мама! Дорога ведь ещё долгая… а ну-ка, расскажите ещё одну!
Цзян Чанъян тут же смутился, лицо его покраснело, и он не сразу нашёл, что ответить. Только спустя некоторое время, неловко поёживаясь, пробормотал:
— Я вовсе не умею рассказывать истории… Только эта была — больше нет.
Сюэ`эр, впрочем, нисколько не расстроилась. Словно и не заметив его смущения, тут же повернулась к тётушке Фу:
— Тогда тётушка расскажи!
Тётушка Фу с облегчением отметила про себя, что Сюэ`эр, кажется, вновь вернулась в своё обычное, живое состояние. Как можно было отказать в такой просьбе? Немного подумав, она выбрала один из любимых сказов — о цветочной фее, явившейся в мир людей, чтобы отблагодарить за добро. Слушатели, и стар, и млад, погрузились в рассказ с явным удовольствием.
Цзян Чанъян незаметно выдохнул, потихоньку успокаиваясь и приходя в себя после своей неудавшейся «поучительной речи». Но стоило ему повернуть голову — как тут же наткнулся на насмешливый, проницательный взгляд У. Тот буквально прожигал его насквозь, будто всё понял, всё увидел… и без слов смеялся.
Цзян Чанъян мгновенно ощутил, как в груди вскипает раздражение, и едва сдержался, чтобы не врезать У плетью прямо здесь. У мгновенно сообразил, что дело пахнет жареным, и, не теряя времени, мягко направил своего коня ближе к Мудань, явно рассчитывая, что в присутствии юной госпожи, Цзян не посмеет с ним расправиться.
Незаметно они добрались до города. Пройдя от ворот Циши, оставалось лишь пересечь один квартал, чтобы попасть в переулок Ланьлин. Сюэ`эр, зная, что у Мудань и Цзян Чанъяна ещё есть дела, отказалась от их сопровождения — вежливо распрощалась и, собрав своих людей, направилась домой.
Цзян Чанъян уже полностью оправился от своего недавнего смущения. Он ехал рядом с Мудань, оба вели своих лошадей шагом, плечом к плечу вошли в Ланьлин и вскоре остановились перед скромным домом. Цзян указал на ворота:
— Это здесь. Сразу скажу: он обязательно спросит, собираешься ли ты выкупить все камни или только часть. Если скажешь, что хочешь взять всё, он, скорее всего, снизит цену по сравнению с изначально заявленной — чтобы тебе было выгоднее.
Он сделал паузу, посмотрел на Мудань и добавил серьёзно:
— Но, если он решит уступить, а ты, наоборот, настаиваешь на том, чтобы заплатить больше, чем он просит, он может рассердиться. А если рассердится — сделка может и вовсе не состояться. Надо помнить: у него характер весьма… своеобразный. Если ты ему по душе — он и за бесценок отдаст. А если не по нраву — палец о палец не ударит, лишь бы сделать человеку назло.
Цзян Чанъян говорил негромко, но с подчёркнутым вниманием — будто передавал тайну, требующую осторожного обращения.
Мудань усмехнулась, глядя на ворота:
— Значит, мне нужно разыгрывать из себя капризную покупательницу — чем больше он начнёт меня недолюбливать, тем лучше. Но при этом не до такой степени, чтобы он окончательно разозлился и выгнал меня вон, без всяких церемоний. А когда он начнёт меня «мучить» и завышать цену — я должна, словно простушка, на всё соглашаться и купить весь товар по его условиям. Я правильно поняла?
Цзян Чанъян рассмеялся, с одобрением кивнув:
— Именно так. Прости, что заставляю тебя играть не самую приятную роль. Но, подумай сама, женщинам быть разборчивыми — вполне естественно. Даже если ты немного перегнёшь палку, он, видя, что ты женщина, всё же постесняется грубо выставить тебя за дверь.
Мудань прошла вперёд несколько шагов, потом обернулась, прищурившись:
— Мужчины, когда начинают придираться, бывают куда страшнее женщин. Тут всё от человека зависит, а не от пола. Как можно по такому признаку судить?
Её голос звучал уверенно, даже дерзко, но в нём чувствовалась лёгкость — она будто играла, пробуя на вкус новую роль. И Цзян Чанъян вдруг понял: она не просто справится с этим делом — она выложится до конца, потому что слово дала.
