Мудань рассмеялась:
— Да где же так скоро? Я подсчитала — чтобы вернуть вложенное, потребуется как минимум больше года.
Люлян возразил:
— А кто знает? Если какой знатный господин захочет погулять по твоему саду и останется в восторге, то за один раз может наградить и тысячей, и десятью тысячами цзиней. Я вот слышал, что у Чжан Уланя в его петушиных боях ежедневный доход немалый: стоит только, чтобы туда заглянули отпрыски знатных домов, как он сам выходит на арену, подбирает петуха для боя. Побеждают — он получает долю выигрыша, да ещё и награду.
— Полагаться на милость знатных — это всё-таки туманно, — возразила Мудань. — На это нельзя рассчитывать всерьёз. Счёт нужно вести только на прочном основании — на том, что заработано наверняка.
Хэ Чжичжун обернулся к Люляну и строго сказал:
— Ты слышал, что сестра говорит? Я ведь тебе уже не раз твердил — не жди, что с неба упадёт золото. И даже если упадёт — ещё вопрос, будет ли у тебя счастье им воспользоваться, или оно тебя раздавит! Человеку всё же лучше стоять на земле твёрдо.
Люлян равнодушно пожал плечами:
— Понял, понял. Я ведь так, просто сказал… Хотелось, чтобы у Дань`эр поскорее удача улыбнулась, и она заработала.
Хэ Чжичжун нахмурился:
— Когда мы уедем, ты должен как следует держаться рядом со вторым и пятым братом, помогать им в делах. И не шататься без толку, а побольше быть с женой.
Пока отец наставлял Люляна, Мудань тихо отвела Сыляна в сторону, заговорив о деле с Чжан Уланем.
— Тут всё просто, — улыбнулся Сылян. — Завтра с утра я сам отведу тебя к нему.
Люлян, хоть и делал вид, что невнимательно слушает, всё же уловил разговор. Услышав, что Сылян поведёт Мудань к Чжан Уланю, он тут же оживился:
— И я с вами пойду!
Хэ Чжичжун сурово сощурил глаза, вглядываясь в сына так, словно хотел прожечь его взглядом насквозь:
— И что тебе за охота туда лезть? — в его голосе звучала холодная сталь.
В глубине души он думал: если бы не то, что у Люляна до сих пор нет наследника, он бы непременно взял его с собой в далёкое плавание. Пусть бы мальчишка увидел дальние берега, постиг ремесло, вкусил трудностей и испытал себя на деле. Но теперь — остаётся в доме, и это было для отца не столько заботой, сколько тревогой.
Люлян, заметив отцовское недовольство, вытянул губы в улыбку, в которой было больше угодливости, чем радости:
— Отец, раньше лавкой благовоний на Восточном рынке управлял мой четвёртый брат, а я там почти никого не знаю. Что, если кто-то решит обмануть меня? — Он слегка наклонился вперёд, словно демонстрируя свои аргументы. — А Чжан Улань давно уже известен в тех краях, его уважают. Если я стану с ним общаться, то любой, кто попытается причинить нам вред, дважды подумает, прежде чем это сделать. Разве это не пойдёт на пользу нашему делу?
Хэ Чжичжун медленно провёл ладонью по бороде, прислушиваясь к словам. Вроде бы в них была своя правда, но беспокойство не отпускало, и он, сдерживая раздражение, бросил:
— Так или иначе, я тебя предупредил заранее: опозоришься или окажешься бесполезен — не взыщи потом, что отец к тебе был беспощаден.
Слова его прозвучали, как удар плетью.
Люлян заметно помрачнел, брови его сошлись, и, уже не скрывая досады, он заговорил с оттенком обиды, в голосе которого то и дело проступала почти мальчишеская жалоба:
— Отец, не думайте, что я только и живу забавами. Я ведь уже не мальчик, и знаю, что к чему. Вы сами учили меня, что важно, а что — пустое. Неужели и теперь не доверяете своему же воспитанию? — он чуть усмехнулся, но усмешка эта вышла горькой. — К тому же, разве не будут за мной присматривать второй и пятый братья? Или и этого мало?
Хэ Чжичжун тяжело выдохнул, словно желая сдержать ещё десяток наставлений, что уже вертелись на языке, но так и не были произнесены. Вместо слов он просто обернулся к Мудань.
— Пока меня не будет, — тихо, но твёрдо сказал он, — береги себя. Не перенапрягайся, не изнуряй себя пустыми делами. И… почаще бывай с матерью. Ей это будет в радость.
Он помолчал, глядя на дочь внимательнее, как будто пытаясь запомнить каждую черточку её лица. Затем, смягчившись, поднял руку и ласково провёл пальцами по её волосам, так, как делал это, когда она была ещё маленькой девочкой.
— Ладно, — тихо продолжил он, — остальное я не стану повторять. Ты у меня умная, сама всё понимаешь. Мы с тобой не из тех, кто гонится за высокой лестницей родства, — но и себя унижать не позволено. Если встретится достойный человек, не упусти свою возможность.
Мудань невольно подняла взгляд, в её глазах мелькнуло что-то беззащитное.
— Отец… — голос её дрогнул. — Мне сейчас так тревожно…
Хэ Чжичжун нахмурился, крепко сжал её руку в своей широкой ладони, словно передавая через это тепло и опору.
— Здесь слишком шумно, — сказал он, и в его голосе зазвучала та особая серьёзность, что не терпела возражений. — Пойдём. Мы с тобой — отец и дочь — поговорим спокойно в моём кабинете.
Мудань, собравшись с мыслями, пересказала отцу всё, что произошло за последние дни, не вдаваясь в мелочи, но не умалчивая о главном. Когда рассказ подошёл к концу, она слегка опустила плечи и тихо добавила:
— Раньше я старалась жить так, как ты учил, отец: не искать нарочно высоких связей, но и себя не унижать. Я думала… если он и вправду человек достойный, если нам будет спокойно рядом друг с другом, — я не отвергну, а просто позволю всему развиваться. Потихоньку, без спешки, пока оба не поймём, что нам по пути.
Она замолчала на мгновение, потом, словно набравшись смелости, произнесла глухим голосом:
— Однако теперь… всё по-другому. Меня охватывает страх. Я опасаюсь, что ситуация может повториться, как в случае с семьёй Ли. Боюсь, что, когда всё зайдёт слишком далеко, я внезапно узнаю нечто, что полностью разрушит всё.
