Не успели люди из дома Хэ появиться на дороге, как к ним со всех ног кинулся слуга из семьи Ли. Он, едва переводя дыхание, сообщил, что Ли Юань вместе с несколькими близкими друзьями обеих семей уже ждёт впереди — устроили столы, чтобы устроить провод для Хэ Чжичжуна и спутников.
Это было условлено заранее, так что Хэ Чжичжун ничуть не удивился и лишь кивнул:
— Веди.
Добравшись до места, они встретили многочисленные приветствия. Каждый из собравшихся подходил, чтобы поклониться, обменяться словами и пожеланиями. Когда все формальности были исполнены, Ли Син шагнул вперёд, почтительно склонился перед Хэ Чжичжуном, обменялся с ним несколькими вежливыми фразами, а затем быстро отступил назад, опустив глаза.
Он знал, что Мудань стоит там, за его спиной. Уже издали он успел увидеть её — и этого было достаточно. Знать, что с ней всё хорошо, — вот что для него имело вес. Он не смел, да и не хотел в этот миг встретиться с ней взглядом.
Мудань стояла позади госпожи Цэнь, тихо наблюдая за Ли Сином. Прошло всего каких-то двадцать с лишним дней, а он будто стал другим человеком. Да, по-прежнему одет безукоризненно — свежо, модно, аккуратно; да, он всё ещё улыбался, здоровался, обмениваясь словами. Но за всей этой видимостью жила тень — чаще он молчал, и любой мог понять: сердце его полно невесёлых дум.
Он словно почувствовал на себе её взгляд — неловко переместился, стараясь затеряться в самой глубине толпы, скрыться от её глаз.
Мудань отвела взгляд и больше не искала его в людской массе. Да, она всё ещё с теплом вспоминала прежнего Ли Сина — того, что беззаботно сопровождал её на праздники, с кем было легко и свободно. Но она знала: тот Ли Син ушёл безвозвратно. И те светлые дни — тоже.
Проводы не затянулись — вскоре все поднялись, готовясь сопровождать Хэ Чжичжуна и его спутников. Но тут к ним поспешно подошёл пятый господин Лу Цюнь, приведя с собой двух слуг. Хэ Чжичжун не мог обойтись без представлений: познакомил его с собравшимися.
Кроме отца Ли Юаня, почти все присутствующие были люди бывалые и, конечно же, слышали имя госпожи Дуань. Потому к Лу Цюню отнеслись с особым почтением, а тот, словно рыба в воде, легко и ловко скользил из одной беседы в другую, проявляя вежливость, мягкость и умение расположить к себе.
Вдруг, неподалёку, раздался заливистый смех. Из-за ширм показались семь-восемь нарядно одетых женщин. Среди них одна выделялась особенно — её голос был чист, звонок, приятен, и потому звучал ярче прочих:
— Надо бы, конечно, подарить тебе ветку ивы, чтобы осталась на память и задержала тебя здесь, — говорила она весело. — Но листья уже пожелтели, почти все облетели… Что же, вручим тебе голую, как палка, ветку? Хочешь?
Мудань невольно взглянула в ту сторону — и на миг потеряла дар речи.
Женщина, что произнесла те слова, была ослепительно хороша собой: яркая, как весенний цветок, с кожей, белой, словно снег на рассвете. Её наряд поражал богатством и тонкой игрой красок — под накинутой поверху лёгкой накидкой цвета нежного гусиного пера мерцал расшитый многоцветными перьями попугая лиф, то скрываясь, то открываясь при каждом движении. Длинная юбка из золототканого шёлка, глубокого сапфирового оттенка, тянулась по земле, переливаясь в складках. В высокую причёску были воткнуты золотые шпильки с изумрудными подвесками, которые, покачиваясь при каждом шаге, посылали в воздух едва уловимое дрожание света.
А лицо… Лицо, в котором дерзкая, почти колдовская прелесть причудливо переплеталась с оттенком невинной, чуть наивной прелести, — невозможно было забыть, раз увидев.
Если бы не служанка А Хуэй, что шла за её плечом, Мудань и не поверила бы, что перед ней и есть та самая женщина, чьё лицо некогда было чистым, как свежий лотос в утренней росе. Но сомнений не было — это была Цинь Сан, та, что исчезла бесследно и которую Лу Цюнь искал повсюду.
Госпожа Цинь не удостоила взглядом Мудань и её спутников. Она, смеясь и легко переговариваясь с другими женщинами, прошла мимо, оставив за собой шлейф тонкого, тёплого аромата и хрупкий, манящий силуэт, что долго ещё жил в воображении.
Зато А Хуэй несколько раз бросила на Мудань внимательный взгляд и, догнав госпожу, тихо что-то прошептала ей на ухо. Но госпожа Цинь так и не обернулась.
По взгляду А Хуэй Мудань поняла, та определённо её узнала. И всё же она не верила, что госпожа Цинь не заметила её самой. Но раз та не пожелала признаться — что ж, пусть так. Мудань не из тех, кто станет понапрасну искать встречи и навязываться.
Она обернулась, и взгляд её упал на Лу Цюня. Тот, к её удивлению, смотрел на проходящую мимо женщину, но в лице его не дрогнуло ни одной черты — будто перед ним и впрямь была незнакомка.
Мудань подошла ближе и тихо сказала:
— Это и есть госпожа Цинь Сан.
— Я ведь никогда её не видел, — Лу Цюнь растерялся, и в голосе его прозвучало волнение. — Потому и не признал… Но почему она не поехала к матушке?
Он уже сделал шаг вперёд, но Мудань быстро удержала его:
— Не ходи. Похоже, ей сейчас неудобно. Я думаю, её служанка уже меня узнала. Если госпожа Цинь захочет встретиться — сама подойдёт. А если мы появимся без приглашения, можем лишь доставить ей лишние хлопоты.
Лу Цюнь кивнул:
— Тогда я попробую подойти с другой стороны — через её людей.
Окинув окрестность быстрым взглядом, он заметил впереди несколько повозок на верблюдах, возле которых, расположившись, лениво беседовали кучера. Он шагнул вперёд, выбрал одного наугад, поклонился и завёл разговор, надеясь выведать что-нибудь полезное. Но тот оказался немногословным и осторожным — ни слова, достойного внимания, из него вытянуть не удалось.
Пришлось Лу Цюню отойти в сторону и затаиться в ожидании.
Вскоре госпожа Цинь, распрощавшись с кем-то, появилась вместе с несколькими женщинами. Они, переговариваясь и держась за руки, направились прямо к повозкам. Госпожа Цинь легко поднялась в одну из них, и верблюжий обоз тронулся, унося её прочь.
Лу Цюнь тихо двинулся следом, решив дождаться удобного момента, чтобы подойти и назваться.
Проводив Хэ Чжичжуна, Далана и остальных в дальний путь, семья Хэ ещё долго стояла на дороге, пока их фигуры окончательно не скрылись из виду. Лишь тогда повернули обратно в город.
Шли они неторопливо, большой гурьбой — мужчины, женщины, старики, дети. Госпожа Цэнь, подумав, что у многих свои дела и не годится задерживать людей, велела Эрляну передать: пусть остальные идут вперёд.
Ли Юань, бросив взгляд на вялого и подавленного Ли Сина, тут же согласился:
— Как раз у меня есть срочное дело, так что воспользуюсь случаем.
Он коротко простился с собравшимися и ушёл первым.
За всё это время Мудань и Ли Син не обменялись ни единым словом.
