Они ещё долго бродили по лагерю, рассматривая ловчих птиц — соколов, ястребов, орлов, — и выносливых гончих. Одноухий спутник, изначально терпеливый, с каждой минутой всё заметнее начинал проявлять скуку и раздражение. Лишь когда им наскучило разглядывать трофейных зверей и птиц, они направились обратно к стоянке.
Там навстречу им уже шли Ли Маньшэн и госпожа Доу.
— Где вы пропадали? — спросила Ли Маньшэн с лёгким укором. — Мы только что обыскали весь лагерь.
— Я водила старшую сестру Хэ посмотреть на гепарда и рысь, — ответила Сюэ`эр.
Ли Маньшэн нахмурилась:
— Не бродите без нужды. Звери ведь не знают, кто перед ними, и могут броситься в любую минуту. Сегодня тут собрались люди разные, и осторожность будет не лишней.
Сюэ`эр, внимая речам Ли Маньшэн, едва не произнесла, что в этом месте, пожалуй, чаще «не у зверя глаза слепы, а у людей». Но, обернувшись, она обнаружила, что тень с изувеченным ухом более не преследует их по лагерю — исчез, словно растворился в многоголосом людском водовороте. Лишь тогда она позволила себе выразить свои мысли вслух:
— Нас встретил один «уважаемый господин» из дома Чжу, — с явной досадой сказала она. — Такой мерзавец… осмелился выпустить своего гепарда, чтобы напугать нас!
Госпожа Доу нахмурилась, в её взгляде мелькнула тревога:
— Он не причинил вам вреда?
Сюэ`эр, недовольно надув губы, махнула рукой:
— Мне-то ничего, но вот старшей сестре Хэ досталось. Этот зверь прыгнул ей прямо на плечи, а она, представьте себе, даже не вскрикнула, не дрогнула — словно и не почувствовала. Вот уж у кого сердце крепкое.
— Ты в самом деле цела? — встревоженно спросила Ли Маньшэн, хватая Мудань за руки и торопливо оглядывая её плечи. — Странно… Он ведь прибыл вместе с принцессой Синькан и её свитой. Я ещё видела его прежде — с нами он держался вежливо, в словах был обходителен. Как же так, Дань`эр, чем ты могла вызвать его неприязнь?
Мудань лишь развела руками, не зная, как объясниться, и, скользнув ладонью по щеке, с насмешливой лёгкостью заметила:
— Пожалуй, всё потому, что у меня лицо, на которое беда сама идёт, — что называется, напрашивается на неприятности.
Если её догадка верна, то второй господин Цзян и впрямь знал, кто она такая. И тогда уж без разницы — повела ли её Сюэ`эр смотреть на гепарда или нет, он всё равно нашёл бы способ подшутить, а то и уколоть её по-своему.
Госпожа Доу, усмехнувшись, покачала головой:
— У тебя, Дань`эр, характер широкий, всё на смех обращаешь… А по правде сказать, винить тут стоит Сюэ`эр. Опять вляпалась: не узнала толком, чей зверь, можно ли подходить, а уже тащит людей за собой. Такой нрав однажды до большой беды доведёт.
Сюэ`эр нахмурилась, обиженно оправдываясь:
— Я ведь уже бывала там — всё было спокойно, вот и повела старшую сестру Хэ. Откуда мне знать, что он вдруг нагрянет? Да ещё с такой узкой душой! Мы же просто глянули, и всё… Если уж за это на нас обижаться — так, может, и вовсе меня запереть, чтоб никуда не ходила? Я ведь и к другим подходила, и ничего не случилось. Так что, выходит, дело не в нас вовсе.
Ли Маньшэн тихо вздохнула, уже собираясь что-то сказать, как вдруг из-за шатра, словно из тени, неожиданно возник тот самый одноглазый — вернее, безухий. В руках он держал полкорзины наливных, золотистых, словно солнце, апельсинов. Поклонившись госпоже Доу и Ли Маньшэн с безукоризненной учтивостью, он с улыбкой произнёс:
— Нынче днём гепард, что выращен моим господином, повёл себя не по правилам и напугал двух почтенных барышень. Это подарок от моего господина — для успокоения сердца. Он сейчас занят, но позже непременно лично явится, чтобы принести свои извинения.
Ли Маньшэн чуть помедлила, всматриваясь в посланца, потом велела принять корзину и вежливо ответила:
— Пустяковое недоразумение. Передай своему господину, чтобы не держал этого в памяти.
Безухий чуть склонил голову, уголки губ тронула тень улыбки. Он больше ничего не сказал, только бросил короткий взгляд на Мудань, после чего приложил кулак к ладони в прощальном поклоне и неторопливо удалился.
Ли Маньшэн обернулась к Мудань и Сюэ`эр, мягко, но с оттенком решимости в голосе сказала:
— Раз уж мы здесь, стоит подойти и поздороваться с принцессой Синкан и её компанией. А заодно возьмём с собой эту корзину — будет хороший повод для разговора.
Мудань сразу уловила скрытый смысл слов Ли Маньшэн. Принести корзину апельсинов принцессе Синкан и её спутникам — значило, не говоря лишнего, дать ей понять, что произошло. Раз уж Цзян Чанчжун приехал в охотничий лагерь вместе с принцессой, та, несомненно, сумеет сделать нужные выводы. Поэтому Мудань не стала возражать, лишь молча кивнула, взяла Сюэ`эр за руку и, в сопровождении Ли Маньшэн и госпожи Доу, направилась к группе, где расположились принцесса Синкан и её гости.
В это время Безухий, всё с тем же прищуренным правым глазом и сжатыми в тонкую линию губами, молча наблюдал, как слуги Ли Маньшэн осторожно несли корзину с золотистыми фруктами, а четыре дамы направлялись к принцессе. Он задержал взгляд на этой сцене дольше, чем было необходимо, после чего бесшумно повернулся и неторопливо пошёл к другому шатру.
Подойдя к входу, он склонился к стоявшему там широкоплечему мужчине в парчовом кафтане и вполголоса обменялся с ним несколькими короткими фразами. Затем, уже громче, отчётливо произнёс:
— Слуга Чжэн-дэ приветствует господина.
Внутри шатра Цзян Чанчжун полулежал на низком ложе, закинув ногу на ногу, и, поймав солнечный блик на клинке, неторопливо протирал инкрустированный золотом и нефритом кинжал. Услышав голос, он лениво, даже с оттенком скуки, произнёс:
— Входи.
Чжэн-дэ лишь успел приподнять полог шатра, как у самого уха раздался свист рассечённого воздуха. Он машинально дёрнул головой в сторону — и вовремя: сверкающий жемчугом и золотом кинжал вонзился в деревянную раму входа. Ещё миг промедления — и лезвие могло бы впиться ему в висок.
С каменным лицом он перевёл взгляд на Цзян Чанчжуна. Тот, вальяжно сидя на ложе, улыбался широко и беззаботно, словно проказник, удачно исполнивший шутку:
— Ну что, Чжэн-дэ, как тебе мой бросок? — голос его был насмешлив и самодоволен. — С каждым днём всё лучше, правда? Даже ты, мой собственный учитель, едва увернулся.
Чжэн-дэ не ответил. Он молча шагнул к дверному косяку, выдернул кинжал, тщательно протёр клинок рукавом, чтобы не осталось ни пылинки, и лишь тогда поднёс оружие обеими руками:
— Великолепный приём, господин, — произнёс он ровно, почти без выражения. — Чжэн-дэ признаёт своё поражение.
Цзян Чанчжун недовольно фыркнул, не удостоив кинжал даже взглядом. Его ладонь медленно скользнула по бледной коже лица, останавливаясь на тонких, едва розовеющих шрамах.
— Если бы вы все, — голос его зазвенел холодным металлом, — не забыли, кто здесь ваш господин, и не явились так поздно… я бы не оказался в этом положении. Лишённый лица — в прямом и переносном смысле. И вдобавок… стал посмешищем.
Чжэн-дэ тут же поклонился, слова рассыпались поспешно:
— Вина целиком на мне, господин.
— Знаю, — перебил его Цзян Чанчжун, и на губах заиграла злая, тонкая усмешка. — Думаешь, раз сам уродлив, то с радостью увидел бы и меня таким же? Не так ли?
Чжэн-дэ промолчал, лишь опустил голову, сдерживая дыхание.
Тон второго господина внезапно переменился, стал ленивым, но вкрадчивым, как у кошки перед прыжком:
— Скажи… та женщина по имени Хэ… правда ли она — его любовница?
