Подушечки пальцев Цзян Чанъяна легли на тонкую артерию на шее Мудань, ощущая под ними пульсирующую, полную жизни кровь, а в нос ему бил густой, пьянящий аромат её тела. Голос его стал ниже, чуть охрип:
— Дань`эр, этот золотой нож — из пары. Я собираюсь взять их в качестве свадебного дара. Как тебе?
Не удержавшись, он начал кончиком пальца чертить круги на её нежной коже.
— Что ты хочешь брать в качестве свадебного дара — меня это никак не касается, — Мудань покраснела до корней волос, словно отваренная креветка, и чуть отодвинула шею, уходя от его непослушных пальцев. Чтобы сменить тему, она спросила:
— А что там снаружи происходит?
Цзян Чанъян нехотя убрал руку, сделал вид, что спокоен, и слегка прокашлялся:
— Второй сын дома Цзян отправляется в армию. Дома у них решили устроить прощальный пир. Он возжелал попробовать здешние фирменные блюда — вот и нашлись люди, которые всеми силами стремятся выполнить это его «маленькое» желание.
Мудань, убедившись, что второго сына Цзянов отправляют в армию именно из-за того, что он осрамился на охоте, вздохнула:
— Я смотрю, хозяин трактира прямо в беде. Если блюдо сделать невозможно, что ему остаётся? Раз уж хотят его попробовать, почему бы не заказать заранее?
Цзян Чанъян хлопнул в ладоши, подавая знак слуге нести блюда, а потом, обернувшись к Мудань, сказал:
— Они-то думают только о том, чтобы поесть, а о том, могут ли повара приготовить, и думать не станут. В этом мире много таких людей — лишь бы потешить собственный каприз, хоть весь свет в тартарары.
Он помолчал, приподнял брови:
— Похоже, посланец этот вчера что-то напутал, вовремя заказ не сделал. К тому же, он явно несмышлёный — не знает, как именно готовят «ин э лун люй», вот и решил, что стоит только попросить — и готовое подадут. Подожди, увидишь, сейчас что-то обязательно случится. У таверны Умин ведь есть заступники.
И действительно — едва им подали все блюда, но они ещё не успели к ним притронуться, как снаружи раздался шум, крики брани и звон бьющейся посуды.
Цзян Чанъян, встряхнув полы одежды, поднялся:
— Началось. Хочешь посмотреть, что там за зрелище?
С этими словами он распахнул окно, выходившее в главный зал, и кивком пригласил Мудань подойти.
Окно было достаточно широким, но створы открывались узко, и им пришлось встать вплотную. Тепло их тел пробивалось сквозь осенние одежды и жгло, будто огонь. Мудань, делая вид, что сохраняет спокойствие, сдерживала учащённый стук сердца и не отодвинулась. Цзян Чанъян скосил на неё взгляд, уголки губ радостно приподнялись, и он, украдкой положив руку ей на плечо, тут же воспользовался моментом, чтобы помять пальцами белоснежную, словно из нефрита, мочку её уха.
Мудань ничего не сказала, лишь со всей силы ущипнула его за бок.
Внизу, в зале, царил полный разгром: наглый слуга из дома гуна Чжу ломал и швырял всё, что попадалось под руку, при этом громко бранился. Хозяин таверны «Умин» не переставал умолять:
— Право же, это невозможно приготовить! Такой заказ я выполнить не смогу… Да и не буду!
Пока внизу гвалт не утихал, вдруг в одной из приватных кабинок на втором этаже с грохотом распахнулась дверь, и по лестнице, громко стуча сапогами, спустились трое-четверо здоровенных парней в парче. Не говоря ни слова, они обрушили на слугу из дома гуна Чжу несколько мощных ударов кулаками, и в одно мгновение лицо того стало похоже на морду панды. Затем, действуя быстро и слаженно, как отточенный приём, они заломали его руки и впечатали в пол.
Впереди всех стоял мужчина в синем парчовом кругловоротом халате с разрезами по бокам; он поставил ногу на спину поверженного и выругался:
— Убью тебя, пёс безглазый! Среди бела дня посмел тут буянить, нарушая покой почтенной особы? Жить надоело, да?
Хозяин таверны Умин жалобно вышел вперёд, умоляя:
— Господа, пощадите его… Он ведь из дома гуна Чжу. Мы мелкое заведение, с таким домом нам не тягаться…
Улыбка, заигравшая на губах Цзян Чанъяна после недавней сладкой близости, тут же исчезла. Он нахмурился и посмотрел на хозяина. Но на лице того читались лишь страх и мольба — ничего особенного.
Широкоплечий детина в синем парчовом халате приподнял густую «метёлкой» бровь и рявкнул:
— Под самым носом у Сына Неба завёлся такой отъявленный злодей? Совсем берега попутал! Плевать, из какого он дома — таких надо отправлять в Управу Чжунчжао, пусть там по всей строгости накажут!
С этими словами он ещё сильнее надавил ногой.
Слуга из дома Чжу взвыл, как забиваемая свинья. Хозяин таверны Умин покрылся потом и, не переставая, кланялся и умолял за него.
Вдруг раздался мягкий, бархатный голос:
— Что здесь происходит? С такими воплями — как же это прилично?
За этим с верхней ступени медленно сошёл человек среднего роста, в пурпурном халате, с золотисто-фиолетовой короной на голове. Белолицый, с лёгкими усиками, на вид лет тридцати. Он двигался неторопливо, но каждый его жест и шаг источали властное благородство.
Те самые разодетые в парчу парни, которые секунду назад вели себя нагло и задиристо, завидев его, мигом отпустили слугу из дома Чжу и чинно поклонились.
Знатный господин небрежным, но изящным движением махнул рукой, велев всем подняться, а затем подошёл к слуге гуна Чжу. Он слегка подтолкнул его носком сапога, зацепил мыском подбородок и с улыбкой спросил:
— Ты, значит, слуга из дома гуна Чжу?
Тот уловил, как в ноздри хлынул густой аромат первосортного драконьего мускуса[1]. По одному лишь пурпурному халату он понял — перед ним не просто богатый, а по-настоящему знатный человек. Не смея поднять голову, он пискнул в ответ едва слышно, словно комар зажужжал.
Тот знатный господин лишь насмешливо изогнул губы:
— Господин гун Чжу всегда был человеком, строго чтущим ритуал и закон. Как же в его доме могли завестись такие наглые, беззастенчивые слуги, что осмеливаются творить беззаконие? Ясно как день — кто-то с недобрым умыслом прикрылся именем поместья гуна Чжу, чтобы вершить свои тёмные дела. Эй, люди! Свяжите его и отвезите в поместье гуна Чжу, пусть сам гун Чжу рассудит.
Он скользнул взглядом по осколкам чаш, блюд и мисок, разбросанных по полу, и, небрежно, словно между прочим, обратился к хозяину заведения:
— Все убытки запишите на мой счёт.
Хозяин, будто увидев перед собой живого Бодхисаттву, поспешно пал на колени, в почтении склонившись:
— Благодарю, что милостиво снизошли до нас, Ваше Высочество ван Минь.
[1] Драконье сало (龙涎香, лунсяньсян) — редчайший и дорогой благовонный ингредиент, амбра, добываемая из выделений кашалота, ценившаяся в Китае как символ высшего статуса.
