Госпожа Цэнь плотно сжала губы, взяла фарфоровую чашу и, одним долгим глотком осушив её до дна, вытерла уголки губ тонким платком. Лишь после этого заговорила медленно, но твёрдо:
— Хорошо ещё, что твой отец не доверил лавку и серебро в его руки, а полагается только на старого управляющего. Иначе там уже был бы полный разгром. Об этом пока не говори никому. Сделай вид, будто ничего не знаешь. Когда он вернётся, наверняка услышит об этом от людей в лавке и попробует выведать и у тебя — тогда ты выдумай любой предлог. А я сперва посоветуюсь с твоим Вторым и Пятым братьями, возьмём дело в руки, а потом уже решим, как быть.
С наступлением сумерек, когда прозвучал вечерний удар барабана, Эрлян и Улян вернулись домой. Выслушав рассказ госпожи Цэнь о Шестом брате, Эрлян нахмурился:
— Завтра я попробую поговорить со старым управляющим, — сказал он, — нужно понять, что происходит на самом деле.
— А по-моему, — возразил Улян, — он в последнее время выглядит довольным, значит, скорее всего, деньги у него водятся.
Госпожа Цэнь, однако, вспомнила роговую шпильку в волосах наложницы Ян и тревожно произнесла:
— Если он сейчас выигрывает — это ещё полбеды. А вот когда начнёт проигрывать, тогда может положить глаз на лавку. Хоть в лавке и есть свои порядки каждый день сверкают счета, проверяют товар, но, если он всерьёз вознамерится, способ найти можно всегда. Больше всего я боюсь, что он начнёт подменивать хороший товар худшим, зарабатывая на разнице, и тем погубит репутацию магазина.
Она перевела взгляд на обоих:
— Вы, братья, обдумайте план, как лучше поступить. Но пока всё не выясните точно — никаких резких шагов. Главное не задеть его самолюбие.
— Понял, — коротко ответил Эрлян.
И тут, словно в подтверждение их скрытых опасений, у входа раздался весёлый смех Люляна:
— Вот так диво, и сегодня я опять последний возвращаюсь!
Все в комнате едва заметно улыбнулись, но разговор сразу оборвался, и никто не выдал ни жестом, ни словом, что только что обсуждалось.
Шестой подошёл, почтительно поклонился госпоже Цэнь, затем обменялся приветствиями с остальными и лишь после этого устроился рядом с Мудань. Прищурившись и улыбаясь, он сказал:
— Дань`эр, слышал, ты сегодня заходила в лавку, искала меня?
Мудань уловила от него лёгкий, едва заметный запах вина и, тоже улыбнувшись, ответила:
— Да, приказчик сказал, что ты с гостями отправился в питейный дом. Шестой брат, может, налить тебе чашу похмельного отвара?
Он, не отводя взгляда от её лица и сохраняя ту же прищуренную улыбку, покачал головой:
— Не стоит. Я всегда знаю меру. Для меня дела лавки важнее, чем вино, не стану же я с утра напиваться. Сегодня мы с Лу Уланом выпили всего немного. Потом он зашёл к нам, а я отправился в другую лавку иноземцев — смотреть цзянчжэньсян[1]. У нас в лавке его осталось немного.
Похоже, он уже успел переговорить с госпожой Ян.
Мудань, едва заметно улыбнувшись, прищурила глаза и спросила:
— Ну и что, нашёл, что искал?
— Качество плохое, брать не стал, — спокойно ответил Люлян.
Он ещё немного посидел, без тени неловкости перекинулся с другими парой фраз, завёл речь о делах лавки — о том, какой клиент чем недоволен и как он сумел найти к каждому подход. Всё это звучало так уверенно и непринуждённо, что любой посторонний решил бы: перед ним — надёжный, основательный человек, весь в работе.
Ночь прошла без происшествий.
На следующее утро, вскоре после того, как братья Эрлян и Улян ушли по своим делам, в дверях появился Лу Улан. Как и предполагала Мудань, он пришёл к ней.
Выяснилось, что госпожа Цинь и впрямь ушла к вану Цзину, но в поместье вана так и не въехала — жила в квартале Фэнлэфан, без титула, без имени и без признанного места в доме вана.
— Когда мы впервые столкнулись, — начал Лу Улан, — она сделала вид, будто не узнаёт меня, и велела слугам выставить за дверь. А на следующий день прислала человека, чтобы тайно привести меня к ней.
Он тяжело вздохнул, и в голосе его явственно прозвучала усталость:
— Сказала, что живёт неплохо, и чтобы мы не беспокоились. Я и впрямь увидел, вроде бы устроена. Тогда и решил вернуться в Янчжоу… Но пару дней назад её служанка передала весть: мол, хозяйка в последнее время нездорова.
Лу Улан помолчал, затем поднялся и, сложив руки, низко поклонился Мудань:
— Хотел было навестить её сам, но мне туда идти неудобно. Думал-думал… и понял, что кроме вас попросить некого. Сходите, прошу, взгляните, как она там. Так я хоть успокоюсь и смогу, вернувшись, доложить матери.
Мудань вспомнила, как в тот раз госпожа Цинь, встретив её, сделала вид, будто они незнакомы. Она долго молчала, погружённая в раздумья, а потом твёрдо сказала:
— Брат Лу, вы же сами видели — в прошлый раз она и меня признать не захотела. Мне идти будет только неловко. Да и потом, раз в тот раз она смогла тайно вызвать вас к себе, значит, и теперь сможет. Останьтесь в столице подольше, она наверняка найдёт возможность увидеться с вами сама.
Лу Улан помолчал, словно взвешивая слова, потом поднялся и вновь низко поклонился:
— Простите… Я солгал вам. То, что она не захотела признать вас, было по необходимости. У неё были свои причины. На этот раз…
— На этот раз она снова в беде, верно? — тихо перебила его Мудань.
Лу Улан смутился:
— Между ваном Цзинем и ею возникли разногласия. Он давно к ней не заезжал… а теперь она… ждёт ребёнка, но не может свободно выходить. Поэтому я и хотел попросить вас…
— Брат Лу, — прервала его Мудань, стиснув зубы, — прошу прощения, но я не могу согласиться с вами в этом вопросе. Я всего лишь простая женщина, у меня нет ни власти, ни возможности вмешиваться в дела княжеского дома. Тем более… однажды я уже поплатилась за подобные попытки. Если вам трудно достать что-то, я могу помочь — но только в этом. В остальном, простите, но я не буду участвовать.
— Не нужно денег, вовсе не нужно… — Лу Улан, хоть и выглядел разочарованным, не показал ни тени досады. Посидел молча ещё немного, словно надеясь, что она передумает, но, так и не найдя слов, поднялся, простился и ушёл.
Когда он скрылся за воротами, госпожа Цэнь спросила:
— Дань`эр, почему ты ему отказала? Ты и впрямь сердишься на барышню Цинь за то, что в прошлый раз она не признала тебя? Но ведь если бы ты просто зашла к ней от его имени, ничего бы страшного не случилось.
— Нет, — покачала головой Мудань. — Дело не в обиде. Мне всё это кажется… неправильным.
[1] Цзянчжэньсян — редкий благовонный материал, который в Китае издавна ценили за насыщенный, стойкий и мягкий аромат. Обычно получают из древесины лианового растения Dalbergia odorifera или близких видов. В древности использовался для благовоний, ароматических подушек, в лекарственных смесях, а также в ритуалах. Считался предметом роскоши и признаком высокого статуса.
