Госпожа Ду легко взмахнула рукой:
— Ладно уж. Разве я не знаю, что ты за человек? Впредь просто будь осторожнее и внимательнее.
Она помолчала, потом добавила:
— В моём доме, кроме тех, кто оказался предателем или неблагодарным, я никогда никого не обижала. Эх… Те две старшие служанки, которых побили до смерти… хоть они и осмелились перейти все границы и сами навлекли на себя беду, я всё же вынуждена была распорядиться так ради блага большинства. Но стоит вспомнить — сердце всё равно ноет и тяжелеет… Всё-таки ведь это были старые люди, прослужившие в доме столько лет, а из-за одной оплошности их души разлетелись прахом…
Она тихо вздохнула и продолжила:
— Когда вернёмся, возьми немного из моих личных средств и успокой их семьи. Пусть они наймут кого-нибудь, чтобы тайком провести обряд поминовения, дабы в следующей жизни им повезло попасть в хороший дом. А если в их семьях есть кто-то подходящего возраста, выбери двоих и приведи в дом на службу.
Она резко изменила тон, и в голосе зазвучала холодная твёрдость:
— Обязательно скажи им, чтобы и в мыслях не держали обиду! В таком важном деле господин гун всего лишь наказал этих двоих, не распространив наказание на других — это уже величайшая милость. Если же в сердцах останется недовольство, значит, они не понимают добра. И тогда я уже не смогу их защитить!
— Слушаюсь. Госпожа и впрямь с сердцем, как у Бодхисаттвы, — почтительно и с восхищением ответила Байсян, опустив глаза.
В глубине души она подумала, что ей по-настоящему повезло. Хорошо ещё, что в тот день люди, менявшие и выбрасывавшие вещи, решили вырваться вперёд и утаили всё от неё, самовольно доведя дело до конца. Иначе сейчас в грязи, дожидаясь заупокойной службы и своей очереди переродиться, лежала бы именно она. Впредь во всех делах нужно быть предельно осторожной — иначе и оглянуться не успеешь, как отдашь свою жизнь.
Байсян была погружена в свои мысли, когда госпожа вдруг произнесла:
— Байсян, ты уже много лет при мне, и я всегда тобой довольна. Давно хотела найти тебе хорошее место, да только сейчас рядом нет никого, кому могла бы доверить, потому расставаться с тобой не могу. Приходится временно тебя задержать. Ты ведь не сердишься на меня?
— Как можно, госпожа! — поспешно ответила Байсян. — Для меня это счастье, накопленное за несколько жизней, — служить при вас. Сколько людей мне завидуют, и я сама этим горжусь. Как же я могу считать это обидой?
Госпожа Ду слегка улыбнулась:
— Знаю, что ты верна, но всё же девушка не должна оставаться незамужней вечно. Когда этот этап пройдёт и всё немного уляжется, я сниму с тебя клеймо рабыни и подыщу достойного мужа.
Сердце Байсян резко ёкнуло, но она не осмелилась выдать ни тени своих чувств. Лишь нахмурилась и чуть не прослезилась:
— Госпожа, не говорите так! Я никогда не думала о том, чтобы уйти от вас. Всё, что у меня есть, — это благодаря вам. Не покидайте меня, госпожа!
В глазах госпожи Ду мелькнул острый блеск, но голос её оставался мягким:
— Я не из тех, кто готов терпеть, чтобы люди при мне страдали. Как можно не выдать девушку замуж? А и после свадьбы она вполне может работать на меня, — прищурилась она. — Через несколько дней я устрою пир, приглашу старших из клана и нескольких ближайших друзей гуна. При всех принесу извинения старшему господину, чтобы разорвать этот клубок недомолвок, и чтобы никто не мог сказать, будто я его не терплю! Я отдам ему всё положенное уважение. Будем надеяться, что впредь он перестанет на каждом шагу вставать нам поперёк дороги.
Цзян Чанъян ведь умеет строить из себя бедняжку и образцового внука? Даже в покоях императора он умудрился вместо наказания для себя обернуть всё так, будто несёт кару от имени всего дома, — и люди тут же поверили, что я его притесняю, что я его умышленно подсиживаю. Но теперь… теперь я при всех сама воздам ему почести, извинюсь перед ним. Всё равно ведь вещи его из дома вышвырнула старая госпожа, а на меня в худшем случае свалят то, что я недосмотрела за прислугой. А уж потом, в присутствии свидетелей, я неторопливо расскажу, из-за чего старая госпожа так поступила, и пусть все хорошенько увидят, как этот “почтительный” внук ослушался родную бабку…
Госпожа Ду крепче сжала в руках парчовую подушку.
Если всё удастся, у Цзян Чанъяна больше не будет ни единого шанса подняться. Не то что наследовать титул — даже будущее его окажется под угрозой. Такая простая и прямая мысль… она ведь должна была прийти ей в голову раньше. А копаться через Хэ Мудань — это лишний крюк…
А та женщина… та, что когда-то, словно вцепившись зубами, вырвала у неё кусок плоти и лишь благодаря этому дожила до сегодняшнего дня. Прожила лишние годы, изведала все блага, почти двадцать лет держала её под собой, помыкала… Пора бы уже выплатить хоть малую толику процентов по этому долгу, не так ли?
Решение созрело. Госпожа Ду выпрямила спину, чуть тронула губы лёгкой улыбкой — и стала ещё более величественной и прекрасной.
Добравшись до резиденции гуна Чжу, госпожа Ду, едва ступив на землю с плечевого паланкина, прямиком направилась в покои старой госпожи. Не успела войти, как уже услышала негромкое, размеренное «тук, тук» — это ударялись о дерево колотушки деревянной рыбки. Она негромко обратилась к вышедшей навстречу служанке Хунэр:
— Старая госпожа опять читает сутры? Сегодняшний завтрак ей пришёлся по вкусу? Теперь ведь с каждым днём всё холоднее, а она в годах — смотрите же, ухаживайте особенно тщательно.
Хунэр улыбнулась:
— Отвечаю госпоже: старая госпожа чувствует себя отлично — съела миску риса, полмиски куриного бульона и ещё немало баранины.
Госпожа Ду кивнула, довольная: — Вот и хорошо.
Она продолжила расспрашивать о повседневных делах старой госпожи, время от времени давая наставления. Вдруг звук деревянной рыбки стих, и изнутри донёсся голос старой госпожи:
— Невестка, ты вернулась?
— Да, матушка, — поспешила откликнуться госпожа Ду, ускорив шаг, чтобы войти внутрь. Лично помогла старой госпоже подняться, затем взяла из рук Хунэр чашу с женьшеневым чаем и подала её в руки старой госпожи. Та медленно отпила глоток и спросила:
— Ну как? Что сказала эта девка по фамилии Хэ?
Госпожа Ду умышленно выдержала паузу, лишь потом ответила:
— Девица неплохая. Стоило мне лишь упомянуть — она сразу заявила, что всегда помнит заслугу спасения жизни со стороны старшего сына, и готова сказать всё, что знает. Наговорила немало, да вот жаль — ничего толкового узнать не удалось…
Старая госпожа нахмурилась, а потом вдруг холодно усмехнулась:
— Она, разумеется, встанет на сторону своего спасителя. Впрочем, я и не ждала, что она принесёт нам большую пользу. Всё это — лишь для того, чтобы люди не говорили, будто в нашем поместье гуна не ведают, что такое справедливость.
