Сяо Юэси — один из самых знаменитых мастеров вэйци того времени. Ему было всего двадцать пять, но уже звали в министерствах, святым в игре. Человек изысканный, возвышенный, он был в числе тех молодых людей, с которыми вся столица стремилась породниться и завязать дружбу.
Цзян Чанъян с лёгкой улыбкой сложил руки в почтительном поклоне:
— Обязательно, — ответил он.
Сяо Сюэси, видя, что он уже собирается отойти, поспешно дёрнула министра Сяо за рукав и тихо напомнила:
— Чанфэн, то дело в Цзинчжоу…
Но тут внезапно появилась девушка-служанка в водянисто-алой юбке, с причёской чуйтяо. Сделав почтительный поклон, она сказала:
— Старший господин, старая госпожа услышала, что вы собираетесь уходить, и просит вас подойти есть срочное слово.
Цзян Чанъян с извиняющейся улыбкой вновь поклонился министру Сяо:
— Домочадцы послали за мной. Не знаю, что за дело у бабушки, потому прошу простить не могу остаться. Позвольте перенести наш разговор на другой раз.
Министр Сяо кивнул с улыбкой:
— Прошу, конечно.
Цзян Чанъян с лёгкой улыбкой раздвинул толпу и направился к старой госпоже. Та сидела в стороне возраст брал своё, шум и гам ей был тягостен, рядом оставалось лишь несколько служанок.
Едва он подошёл, лицо её омрачилось. Наклонившись вперёд, она заговорила вполголоса:
— Слышала я, твоя мать весной собирается в столицу? И более того здесь, в Чанъане, вновь выйти замуж? Фан Бохуэй уже людей прислал: сад и дом перестраивают для неё?
В груди Цзян Чанъяна вспыхнул гнев, но лицо его осталось холодным. Он лишь коротко кивнул.
Старая госпожа заметив его неприязнь, фыркнула:
— Я бы, и сама не стала говорить об этом именно сейчас. Но раз уж вижу тебя так редко, не могу упустить случая. Передай ей: пусть хоть немного знает меру. Вновь выйти замуж ладно, но к чему такая пышность? Неужто боится, что мир не узнает: у неё второй брак?
Цзян Чанъян ответил ровно, но в голосе прозвучала жёсткость:
— Сын не должен осуждать мать. Тем более я считаю, что моя мать поступает верно. Вновь выходящих замуж пруд пруди. А если бабушка станет так говорить при дворе, то кое-кому из высокородных дам это, пожалуй, сильно не понравится.
Старая госпожа вспыхнула:
— Пусть в народе и распространился обычай повторных браков, но двор всегда проповедовал: жена должна оставаться верной до конца! Я…
Но Цзян Чанъян даже не моргнул, глядя прямо ей в глаза:
— Что бы ни говорил свет, мне всё равно. Она дала мне жизнь, она растила меня, терпела лишения и горести ради меня. И если кто-то осмелится осудить её словами — что с того?
Старая госпожа поперхнулась его прямым взглядом, на миг лишившись речи. Потом, досадливо вздохнув, метнула косой взгляд в сторону министра Сяо:
— Ладно, не будем больше об этом. Перейдём к делу. Слыхала я, что дочь министра Сяо приехала вместе с ним. Это та самая, в серо-белом халате. Приглядись к ней хорошенько. Пусть и не слишком держится в рамках, но её происхождение и имя куда достойнее, чем та торговка, что, как говорят, развелась и теперь рядом с тобой. Сам подумай, какую дорогу тебе выбирать.
Откуда она узнала про Мудань? — сердце Цзян Чанъяна бешено ударило. Он резко обернулся, и его взгляд пронзил госпожу Ду.
Госпожа Ду украдкой металась глазами на старую госпожу: Почему она всё ещё не падает? Почему нет ни малейшего признака болезни? Что пошло не так? Неужели слишком рано?
Она ощутила на себе жёсткий, пронзающий взгляд Цзян Чанъяна. На миг она потеряла самообладание, отвела глаза, лишь скользнув по нему холодным взглядом. А затем снова вперила взор в старую госпожу, морща брови до боли.
Небо и боги, помогите! Пусть эта старая ведьма скорее свалится, пусть поскорее захворает и уйдёт в Небесное блаженство! А если Цзян Чанъян при всех сведёт бабку в могилу своим дерзким словом, он уже никогда не оправится, его имя будет погребено навеки!
Но в этот миг Цзян Чанъян вдруг обернулся к старой госпоже и… улыбнулся.
— Все наставления бабушки внук запомнил, — сказал он громко, так, чтобы слышали все. — Живите спокойно и храните силы. А внук уже откланяется.
С этими словами он отвесил ей почтительный глубокий поклон.
Все взгляды обратились на них. И старая госпожа, хотя в сердце её бушевала злость и обида, вынуждена была изобразить мягкую улыбку:
— Послушный мальчик… Береги себя, исполняй поручение как следует. Но и о здоровье своём не забывай.
Цзян Чанъян снова обернулся к собравшимся, обошёл их с поклоном по кругу и, не спеша, с гордой поступью направился к выходу.
Госпожа Ду встревожилась нельзя было допустить, чтобы он ушёл так скоро. Она торопливо подалась вперёд, почти бегом настигла его и преградила дорогу:
— Старший сын, да ведь тебе не к спеху? Мы с твоей бабушкой хотели бы задать тебе пару вопросов. Всего одна свеча времени, не более!
Цзян Чанъян с нарочитым затруднением повернулся к У Сяню:
— Который час?
У Сянь не стал отвечать прямо, а почтительно склонился и сказал:
— Если дозволено доложить, господин, только что от командира Мэн приходил человек. Передал: все уже ждут вас.
Госпожа Ду поспешно перебила:
— Я ведь всего лишь о твоём брате беспокоюсь. Хотела спросить кое-что о войске, это не займёт много времени. — С этими словами она умоляюще взглянула на старую госпожу, в её глазах застыла жалобная просьба.
Старая госпожа сперва сердито нахмурилась: Что за пустяки? Кого хочешь спроси, зачем непременно приставать к нему? Но, увидев выражение Ду в нём было столько напряжения, будто за её словами скрывается нечто важное, она решила подыграть.
— Старший сын, подойди, — сказала она мягче. — Это займёт совсем немного времени, я лишь пару слов спрошу.
Госпожа Ду с напряжением следила за Цзян Чанъяном. Он помедлил, но затем кивнул. Сердце её облегчённо отпустило. Она шагнула рядом с ним к старой госпоже и, собравшись с духом, решительно заговорила вполголоса:
— Старший сын, про твоего второго брата я так и не успела всё объяснить. Он сам по себе неумеха, но во всём винит тебя, будто ты нарочно строил ему козни, будто несколько раз хотел навредить ему ради наследства титула. Мы с бабушкой тревожимся, боимся, как бы из-за этого вы с братом не стали врагами…
