По её расчёту, услышав подобные обвинения, Цзян Чанъян непременно станет оправдываться или хотя бы возразит. А это задержит его ровно настолько, чтобы лекарство успело подействовать. Тогда всё остальное пойдёт по плану.
Цзян Чанъян резко вскинул руку, пресекая её слова, и холодно произнёс:
— У меня нет на это времени.
И, не сказав более ни слова, даже не удосужившись оправдаться, повернулся и зашагал прочь.
Госпожа Ду в смятении посмотрела на старую госпожу. Та, торопливо перехватив инициативу, подняла голос:
— Старший сын, стой! Запомни раз и навсегда: пока я жива, я не позволю подобному случиться!
Но Цзян Чанъян даже не обернулся. Широким шагом он покинул зал.
Старая госпожа кипела от злости, но сохраняла невозмутимую осанку. Она продолжала сидеть прямо, и когда чьи-то взгляды скользили в её сторону, встречала их с натянутой улыбкой, будто ничего не произошло.
А сердце госпожи Ду стремительно проваливалось в пропасть. Всё её тщательное построение рушилось на глазах. Она метнула холодный взгляд на Байсян та побелела, губы задрожали, лицо осунулось, будто бы в нём смешались страх и отчаяние.
Госпожа Ду судорожно вдохнула, стиснула кулаки, больно впиваясь ногтями в ладони, и лишь так сумела пригасить пылавший внутри огонь. А когда вновь подняла голову, её губы уже вновь сияли улыбкой мягкой, прекрасной, как весенняя цветущая ветвь под светом луны.
Хотя многие из гостей заметили, что за столом происходило нечто необычное, в семье Цзян говорили всё тихо, да и старейшины рода поспешили отвлечь внимание подливали вина, переводили разговоры. А спустя немного времени и сама госпожа Ду вернулась к своим улыбкам, приветствуя каждого, словно весенний ветер зашёл в зал. Так что никто не стал копаться в подробностях. Для большинства всё свелось к роли свидетелей: стороны помирились, пообещали не ворошить прошлое значит, цель достигнута.
Госпожа Ду сдержанно проводила последних гостей, затем с тем же терпением помогла старой госпоже лечь отдыхать. Лишь после этого, наконец, вернулась в свои покои.
Стоило ей переступить порог, как Байсян рухнула на колени и, ударяясь лбом о пол, зачастила:
— Госпожа, пощадите! Пощадите!
Госпожа Ду опустилась на ложе, спокойно, почти равнодушно, оглядела свои руки: сначала правую, потом левую, медленно перебрала пальцы один за другим от большого до мизинца. Только когда стук лба Байсян о пол стал тише, силы её начали иссякать, госпожа Ду наконец заговорила тихо, лениво:
— Что случилось?
Байсян подняла голову лоб её был в крови, кожа разодрана в мясо. Голос дрожал от ужаса:
— Госпожа… я всё сделала, как вы велели, ни шагу в сторону, ни малейшей ошибки. Я сама не понимаю, как могло выйти такое.
Госпожа Ду улыбнулась ей ласково, почти кротко:
— Значит, выходит, что это у меня судьба такая не повезло? Столько трудов потрачено, а всё впустую?
У Байсян задрожали губы. Кровь стекала с её лба, просачивалась в рот тягучий вкус железа наполнил его. А госпожа Ду уже не была той заботливой, какой она могла казаться. В её взгляде застыла холодность, а в ослепительной улыбке таился один лишь мороз.
Она не верила, что просчиталась сама. Нет, ошибка не могла быть её. Это Байсян оказалась нерадивой… или же, что ещё страшнее, предала, умышленно ослушалась.
От этого взгляда Байсян похолодела до костей. Она не смела оправдываться, не смела возражать только снова и снова била головой о пол, моля о пощаде.
Неизвестно, сколько прошло времени. Байсян уже чувствовала, как голова кружится, в ушах стоит звон, и её поклоны стали безжизненными, механическими, словно тело билось об пол само по себе.
И вдруг снаружи раздался крик:
— Госпожа! Госпожа! У старой госпожи снова приступ!
Байсян облегчённо выдохнула. Пусть и с опозданием, но это было доказательством: она действительно выполнила приказ. Она не была глупа понимала, что, если старая госпожа умрёт, следующей станет она сама. Поэтому самовольно уменьшила дозу: чтобы та не погибла, но и болезнь дала о себе знать. Так не будет её вины.
Госпожа Ду сидела неподвижно, взгляд её оставался холодным.
— Встань, — произнесла она ровно. — Видно, силы лекарства оказалось мало.
Она размышляла про себя: действие, конечно, зависит от болезни, от самого организма… Она ведь лишь слышала об этом средстве, а лично не пробовала. Но если выпадет ещё случай, она непременно велит положить побольше.
Байсян со слезами взглянула на неё:
— Госпожа, я сделала ровно так, как вы сказали. Ни каплей больше, ни крупицей меньше… всё боялась, как бы не сорвать для вас великое дело.
Госпожа Ду ни утвердительно, ни отрицательно не ответила, лишь медленно поднялась:
— Ступай, отдохни. Эти дни не появляйся лишний раз на людях. Пусть твои раны заживут, не стоит давать другим повод лишний раз болтать. Лечись, берегись. Мне ещё не раз придётся полагаться на тебя.
Байсян проворно помогла ей накинуть на плечи тёплую накидку и, наклонившись, тихо посоветовала:
— Госпожа, ещё не поздно. Я могу пустить слух, будто у старой госпожи приступ случился оттого, что днём её слишком разгневали.
Госпожа Ду равнодушно качнула головой:
— Случай упущен. Теперь, если поднять шум, выйдет лишь лишняя суета. Да ещё скажут, будто я всё нарочно подстроила, будто ради собственного имени довела старую госпожу.
Она прикрыла глаза, в мыслях отметив: Значит, эта тропа не сработала. Придётся искать другой путь.
Этой ночью госпожа Ду ни на миг не смыкала глаз, не снимая одежды, ухаживала за старой госпожой вплоть до первых проблесков рассвета. Лишь тогда ей удалось лечь. Но едва проспала два-три часа, как её разбудил управляющий:
— Госпожа, госпожа, супруга министра Сяо пришла!
Госпожа Ду ощутила, как в висках стучит молот, голова раскалывается, нос заложен, горло саднит. Но она заставила себя подняться и встретить визит.
Сдержанно обменялась приветствиями, а когда услышала, что госпожа Сяо пришла ради Цзян Чанъяна, внутри у неё всё перевернулось от ярости. Хотелось упасть навзничь, но ни тени раздражения она не позволила себе показать: вся ослепительно улыбалась, лишь отвечала уклончиво мол, подождём возвращения господина гуна Чжу, и тогда уж поговорим.
С трудом выпроводив гостью, она вернулась к себе и, едва переступив порог, рухнула на постель, не в силах больше подняться.
Гуйцзы передал письмо Мудань:
— Господин Цзян велел сказать, что вчера он хотел разыскать господина наследника Пань, но не сумел. Теперь же времени у него вовсе нет, придётся ждать, пока он вернётся.
Мудань чуть нахмурилась, задумчиво ответила:
— Прикажи приготовить лошадей. И сам соберись отправишься со мной.
Лучше всего, конечно, если бы сам Цзян Чанъян выступил, но раз он занят, ей ничего не оставалось, как взяться за дело самой.
Увидев, что и Мудань, и Шу`эр переоделись в мужское платье, Гуйцзы занервничал:
— Госпожа, куда вы намерены ехать?
— Я еду искать наследника Пань, — спокойно сказала Мудань.
Гуйцзы помедлил, но всё же молча вскочил в седло.
Они доехали до самого поместья хоу Чучжоу, и Мудань натянула поводья, остановив коня. Она протянула Гуйцзы и деньги, и свою визитную дощечку:
— Ступай к воротам. Узнай, дома ли наследник Пань. Если да — передай мою визитку. А если его нет — выясни, куда он отправился.
