Сумеречные барабаны возвестили об исходе дня, городские ворота захлопнулись, и по улицам вспыхнули первые огни фонарей.
На Восточном рынке лавки заморских торговцев, где днём лились вино и веселье, одна за другой закрыли двери. Но там, куда чужой глаз не проникал, жизнь только начиналась: свет факелов освещал тесные помещения, воздух был насыщен запахом пряностей, горелого угля, мужского пота и жирного мяса, сплетённых в тяжёлую, почти дурманящую смесь.
У невысокой загородки из бамбука, в пределах одной сажени, теснилась компания разряженных молодых повес в узорчатых шёлковых одеждах. Во главе их стоял Хэ Люлян. Глаза у него налились кровью, он топал ногами, сжимал кулаки, надрывал горло, выкрикивая подбадривающие слова в адрес двух боевых петухов, что в загородке сходились насмерть. Клювы и шпоры разодрали их до крови, головы и крылья были уже изранены, но ни один не желал отступить.
На верхнем этаже, в комнате, утопающей в мягком свете ламп, Лю Чан с ленцой вкушал вино, что собственноручно подносила ему красавица Майя. Он прищурил глаза, наслаждаясь ароматом густого напитка и с удовольствием прислушиваясь к гулу и крикам, доносившимся снизу.
— Время, пожалуй, уже подошло? — спросил он небрежно, обратившись к стоявшему рядом Цюши.
Тот почтительно кивнул, быстро сбежал вниз и вскоре вернулся, склонившись в поклоне:
— Молодой господин, всё устроено как следует.
Тут же снизу раздался шум: кто-то хохотал во всё горло, кто-то, напротив, бранился с яростью. Петуший бой завершился. Лю Чан поставил на стол изящный бокал из тончайшего стекла, неторопливо поднялся, расправил рукава и медленно направился к выходу.
— Что же, опять Хэ Люлян одержал верх? — тихо спросила Майя, чуть склонив голову к Цюши.
Тот усмехнулся:
— Как же иначе? Не выиграть ему просто невозможно.
Майя, хохотнув, шаловливо коснулась ладонью его груди. Цюши мгновенно залился краской, а она, нисколько не смутившись, с лукавым блеском в глазах поинтересовалась:
— Ну, и сколько же на этот раз он выиграл?
Цюши, глядя в глаза Майя тёмные, влажные, словно зыбь озера, и на её алые полные губы, с трудом сглотнул. Дрожащей рукой он вытянул один палец… потом другой:
— Сегодня выставлен петух-царь, которого особенно тренировали. Потому и ставки особенно высоки. Наш молодой господин осторожничает, но, если всё сложить ткани, золото, серебро выходит около двух миллионов цяней.
Майя прищурилась, блеснув глазами:
— Два миллиона… немалые деньги.
Ободрённый её тоном, Цюши осмелел. Суетливо коснулся кончиками пальцев её нежной, белоснежной кисти, и, глупо ухмыляясь, добавил:
— Да, немало. Но он всё до копейки проиграет и вернёт нашему молодому господину да так, что в конце сам заплачет.
— Ах ты! — брови Майя резко взметнулись, и в следующий миг её ладонь звонко опустилась на его наглую руку. — Осмелел, мальчишка! Тебе мало того, что я ради забавы коснулась тебя? Ты ещё вообразил, будто вправе лапать меня сам?! Ну-ка, рискни сделать то же самое в присутствии своего господина!
Цюши сник, съёжился и почти со слезами в голосе пролепетал:
— Но ведь ты первая дотронулась до меня…
Майя кокетливо улыбнулась, с силой потрепала Цюши за щеки и, словно дразня ребёнка, покачала его голову из стороны в сторону:
— Я могу дотронуться до тебя, а ты до меня нет. Запомнил?
Её юбка мягко закружилась в воздухе, и красавица, легко, будто скользя по воздуху, развернулась и вышла прочь, оставив беднягу Цюши стоять посреди зала, с глупым видом таращась ей вслед.
Подойдя к резным перилам, Майя с любопытством склонилась вниз. Внизу начался новый петушиный бой, но рядом уже кипела другая забава: азартная игра в чупу. За столом сидели Хэ Люлян и ещё несколько столичных щёголей, известных своими безрассудными развлечениями.
Лицо Хэ Люляна пылало от веселья, он громко смеялся, его голос перекрывал шум толпы. Метая кости, он с каждым броском кричал всё звонче, требовал удачи, и было видно: удача в самом деле благоволила ему. С каждым мгновением он становился всё более самоуверенным, словно весна сама вошла в его жилы.
А в стороне, в полумраке, стоял Лю Чан. Он скрестил руки на груди, глаза его холодно следили за игрой. Ни слова не произнося, он мрачно вглядывался в Хэ Люляна и его весёлую компанию — и трудно было понять, какие мысли роились в его голове.
Постепенно улыбка сходила с лица Хэ Люляна. Ещё недавно он сиял от веселья, но теперь радость не могла удержаться и исчезла без следа. На лбу, на кончике носа выступили мелкие бисеринки пота. Он прикусил губу до крови, и взгляд его, застывший на доске чупу, не смел оторваться ни на миг. Каждый раз, когда он сглатывал, кадык вздрагивал, выдавая напряжение.
Совсем иным выглядел его соперник: тот улыбался легко, безмятежно, бросал кости с ленивой уверенностью и был будто уверен в победе заранее.
Похоже, всё проиграет… — с лёгкой жалостью покачала головой Майя. — Жаль, что девица из дома Хэ не вняла моему совету. Теперь уж ничто не спасёт его от позора.
Она отвела взгляд: не хотелось ей видеть, как разворачивается трагедия. Глаза её скользнули по толпе, по свету ламп и теням, и вдруг зацепились за несколько лиц, притаившихся в полутьме, напротив Лю Чана.
Незнакомые люди стояли у дверей. Все были молоды, разодеты пёстро, почти безвкусно; лица самые заурядные. Один подражал позе Лю Чана, скрестив руки на груди и будто наблюдая за игрой. Другие же переговаривались вполголоса, оглядываясь по сторонам.
Но было в них общее: глаза. Их взгляды беспокойно скользили по залу, отмечали каждое движение, каждое лицо, словно высматривали добычу.
Эти молодчики уже и прежде бывали здесь, но тогда Майя не обращала на них внимания. Сегодня же их вид был иным: при каждом висел нож, а в глазах мерцал опасный, настороженный блеск.
У девушки загорелся живой интерес. Она скользнула взглядом ещё дальше, в угол зала, и сердце её вдруг забилось быстрее.
Там, в самой глубокой тени, у стены, сидел человек, вжавшийся в себя и будто клевший носом. На голову у него был надвинут низкоусый шапчонок с длинными ушами, закрывающий почти всё лицо. Казалось, он обычный слуга, утомившийся в ожидании хозяина-игрока и, не выдержав, задремавший.
Но фигура его показалась Майя слишком знакомой. Она видела этого человека всего несколько раз, но сомнений не было: это был слуга при младшей дочери дома Хэ.
Майя вновь перевела взгляд на тех странных людей. Неужели они заодно? И что замышляют?
