Сяо Юэси замер на миг, всматриваясь в доску, затем поднял взгляд и медленно произнёс:
— Хочешь услышать правду… или красивую ложь?
Сяо Сюэси вся вспыхнула, вскочила и тут же снова опустилась прямо перед братом:
— Ты это что за чушь? — сердито заговорила она. — Ты ведь мой родной брат! Я зачем тебя сюда притащила, зачем заставила просиживать столько дней? Ты что, до сих пор не понимаешь? А теперь ещё спрашиваешь правду мне сказать или ложь!
Сяо Юэси медленно поднял голову и взглянул ей прямо в глаза. Его голос прозвучал спокойно, но твёрдо:
— Я не знаю, насколько она искусна на самом деле. Может, играет или музицирует хуже тебя, может, и нет. Но по её поведению, по выражению лиц её служанок и по тому, из какой семьи она родом, ясно одно: она не так проста. Уж точно не полная невежда, как она сама старается показаться. Она умеет скрывать свои сильные стороны и не желает впустую мериться с тобой.
Он сделал короткую паузу, а затем отчётливо добавил:
— И ещё… она куда красивее тебя.
Холодные, прямые слова повисли в воздухе, и лицо Сяо Сюэси стремительно изменилось то ли от боли, то ли от гнева.
Услышав от родного брата, что Мудань во много раз красивее её, Сяо Сюэси и сама понимала это чистая правда. Но, зная, всё равно ощутила, как в сердце поднялась неприятная горечь. Невольно досадливо воскликнула:
— Она ведь вовсе не ставит меня ни во что! Потому и отвечает так пренебрежительно, верно? Чересчур уж заносчива!
Однако почти сразу в её глазах мелькнуло довольство, губы тронула самодовольная усмешка:
— Ну и пусть. Красота увядает, юность быстротечна. Что за цена бумажной красавице, которая ничегошеньки не умеет? Старший господин Цзян ведь не тот человек, чтобы плениться пустой оболочкой. А раз она не осмеливается состязаться со мной… что ж, значит, умеет вовремя отступить. Иначе ей пришлось бы потерпеть позорное поражение.
Эти слова напомнили Сяо Сюэси о собственном пути. Её имя не напрасно снискало славу все те искусства и таланты она постигала с детства, день за днём, зиму и лето, в жару и в стужу, ни разу не позволив себе ослабить усердие. Всё это было ради того, чтобы однажды обрести достойного супруга, заслужить его уважение и любовь, а вместе с тем и почтение всего света.
Сяо Юэси резко, почти холодно произнёс:
— Допустим, что между ней и старшим господином Цзян и вправду есть чувство. Если он любит её… — он заметил, как лицо сестры мгновенно переменилось, но не моргнув глазом, продолжил: — Тогда скажи, к чему все твои таланты и бесчисленные искусства? Что толку в том, что ты во всём превосходишь её? К тому же она умеет выращивать цветы, и делает это удивительно хорошо.
Он помолчал, затем добавил, словно подводя итог:
— Побеждает тот, кто знает и себя, и противника. Ты ведь сама понимаешь: мать Цзяна больше всего на свете любит пионы. Да и по словам Люй Фана, у неё такой характер, что госпожа Ван скорее полюбит именно её. Одним только сердцем она уже обошла тебя. Ей больше ничего не нужно: всё прочее для неё будет лишь излишним украшением. Она не снизойдёт до того, чтобы мериться с тобой в этих пустых забавах ведь это всего лишь девичьи игры.
Сяо Сюэси привстала вперёд, гневно глядя брату прямо в глаза:
— Старший брат! Как ты можешь так говорить?! Искусства и таланты — это то, чем непременно должна владеть каждая благородная девушка. Лишь так она может быть достойной…
Сяо Юэси прервал её на полуслове и, глядя прямо в глаза, сказал твёрдо и спокойно:
— Я мужчина и понимаю лучше тебя: если он любит, то даже самая простая и неопытная покажется милой и очаровательной. Если же не любит, то пусть она будет мастерица во всех искусствах — всё равно останется нелюбимой. Чувство никак не связано с тем, являться ли женщина талантом.
Сяо Сюэси побледнела, её лицо потускнело, в глазах проступила боль и растерянность. Она с отчаянием посмотрела на брата:
— Брат… выходит, всё, что я делала, — впустую? Все эти годы были напрасны? Но ведь я ещё почти ничего не предприняла… Многое лишь слышала из чужих слов, сама же даже не встречалась с ним как мне знать, что у него на сердце? Я не хочу сдаваться…
Сяо Юэси слегка улыбнулся, мягко и с нежностью поправил её набок съехавший повойник:
— Я лишь разложил перед тобой возможный исход, а вовсе не говорю, что нужно сложить руки. Всё пока остаётся только в догадках, ничто не подтверждено. Кроме того, во многом ты и впрямь гораздо более подходишь старшему господину Цзян, чем она. А раз ты сама считаешь, что только он достоин тебя, и ты по-настоящему желаешь его, то и попробуй. Самое постыдное это отступить, даже не вступив в бой.
Сяо Сюэси вдруг словно обрела второе дыхание. В её глазах вспыхнула решимость, и голос прозвучал твёрдо и уверенно:
— Брат, ты прав! Самое постыдное бежать, не вступив в бой! Я ещё ничего не сделала, как же могу признать поражение? Я непременно выиграю! Обязательно выиграю!
Даже если Цзян Чанъянь и впрямь питает чувства к Хэ Мудань, она всё равно сумеет изменить его взгляд. Рано или поздно он поймёт, кто ему подходит больше. И это будет она не та купеческая дочь, умеющая лишь сажать цветы, а Сяо Сюэси.
Мастер Фуюань провожал Мудань всё дальше, пока не вышел с нею к передним воротам, и там наконец остановился:
— Госпожа Хэ, ступайте осторожно, — произнёс он почтительно.
Мудань поблагодарила его, собираясь уже повернуться и уйти, как вдруг услышала, что он негромко добавил:
— Слыхал, Чанфэн, пожалуй, вернётся только после Праздника фонарей.
Мудань до этого не могла понять, сколько же мастер Фуюань знает о её и Цзян Чанъяне делах. Теперь, услышав эти слова, она догадалась: он знает достаточно. Потому и не стала скрывать своего чувства лишь с оттенком печали тихо сказала:
— Лишь бы он вернулся жив-здоров, остальное не важно.
Она ещё недавно мечтала: встретить Праздник фонарей вместе с ним, пройти по улицам под светом тысяч огней… Теперь же этой надежде не суждено сбыться.
Мастер Фуюань сложил руки в молитвенном жесте:
— Будда непременно сохранит ему благополучие.
