В это время Мудань сидела в задних покоях. Она длинной палочкой отодвигала в жаровне пепел, глядя, как угли разгораются алым светом. Мысли её блуждали, взгляд — рассеянный.
Гуйцзы неслышно вошёл, склонился и почтительно доложил:
— Госпожа, человек ушёл.
Мудань всегда смотрела на Гуйцзы с уважением он был расторопен и надёжен. Потому велела Шу`эр подать ему табурет, усадила у жаровни и велела прибавить чашу горячего чая.
Гуйцзы, впрочем, не спешил говорить. Он ждал, что госпожа сама спросит его мнение. Но, видя, что она молчит, не выдержал:
— Госпожа, как вы смотрите на то, что сейчас произошло? Похоже, весть утекла наружу. Может, велите мне разузнать у командира Го? Насколько я знаю его характер он никак не мог поступить так. Но вдруг где-то вышла оплошность…
Мудань покачала головой:
— Не нужно. Я думаю так: либо эти Лю что-то всё-таки пронюхали, либо вовсе ничего не знают и лишь испытывают нас догадками. Если я испугаюсь и стану придавать значение воплям этого мальчишки подозрение только усилится. Что же до командира Го, если он и вправду проговорился твои расспросы уже не помогут. А если нет, а мы всё равно пойдём к нему с подозрениями тем более обидим человека, остудим сердце. И в следующий раз, когда случится беда, уже неловко будет просить его помочь. Потому если и придётся искать его, то сперва нужно до конца разобраться где именно вышла ошибка. И лишь тогда просить его о поддержке.
Гуйцзы помолчал, обдумывая, и тихо проговорил:
— Что же делать теперь? Даже если этот Лю не имеет в руках никаких доказательств и всё лишь наугад гадает, сам факт его визита и шумных выкриков нехорош. Если весть дойдёт до дома, боюсь, госпожа Ян и прочие станут укорять вас, будто вы, госпожа, отвернулись от родича и не спасли его. А если ещё и снаружи просочится, шуму будет не оберёшься.
Мудань приглушённо кашлянула, прикрыв губы рукавом, и спокойно ответила:
— Пока будем ждать. Если Лю и в самом деле что-то пронюхал вскоре он явится ещё. А если не знает и лишь испытывает нас догадками больше не появится.
Она на миг задумалась и добавила, чуть сжав губы:
— Да и вообще, держу пари: он не посмеет вынести это наружу. Разве только решит, что стоит вместе со мной погибнуть иначе ему выгоднее молчать.
Не успела она договорить, как снаружи раздался голос:
— Госпожа! Тут гость пожаловал, говорит, хочет купить чэньсян. Старый хозяин спросил, сколько именно, тот ответил целую повозку. Старый хозяин сказал, что нету, а он уселся и ни с места: мол, у такой большой лавки не может не быть чэньсяна!
Всё было слишком уж нарочито: гость явно пришёл чинить препятствия, да ещё и назло потребовал именно чэньсян, словно отлично знал, куда бить.
Мудань нахмурилась:
— Кто он?
Подмастерье замялся, словно не решаясь произнести имя:
— То… господин Лю Чан.
У Мудань невольно дёрнулся уголок века. Она холодно велела:
— Передай ему: семья Хэ с ним торговли не ведёт.
Парень, поклонившись, поспешил выполнить приказ. В лавке воцарилось тягостное молчание Гуйцзы и Шу`эр не произнесли ни слова. Сказанное Мудань только что словно подтвердилось: Лю Чан и вправду держал в руках зацепку, раз спустя короткое время явился с визитом.
Шу`эр тревожно посмотрела на госпожу и несмело проговорила:
— Госпожа… что же нам делать? Этот человек не похож на Цюши, так легко от него не отделаться…
Мудань спокойно сказала:
— Я всё давно обдумала и не страшусь. Пусть подождёт, посмотрим, чего он добивается. Ещё тогда, прежде чем решиться на тот шаг, я ясно знала: если когда-нибудь тайное станет явным, Люлян, госпожа Ян и прочие возненавидят меня. я приму и это. Но всё же кто-то должен был взять на себя роль злодея. Я, во всяком случае, не могла позволить, чтобы Люлян своей слабостью погубил весь наш дом.
В этот миг в комнату вошёл сам старый хозяин.
— Молодая госпожа, — обратился он с озабоченным лицом, — вам лучше вернуться домой. Сейчас в лавке полно покупателей, а тот человек заявил: либо вы выйдете к нему, либо он велит поднять крик прямо на улице, будто бы у семьи Хэ лавка пустая и товара в ней вовсе нет. Он же и добавил: если вы уйдёте домой, то вопросов больше не будет.
Мудань слегка усмехнулась:
— Раз он пришёл покупать товар, значит, он гость. Но если гость явился с намерением придираться и чинить препятствия, то я хоть уйду, хоть останусь всё равно он найдёт способ шуметь. И если дать ему баламутить людей целый день, торговлю не спасти. Так что, управляющий, не тревожьтесь, ведите его сюда.
Старый управляющий бросил на неё полный сочувствия взгляд, но спорить не стал и вышел, чтобы лично пригласить Лю Чана в задние покои.
Для Лю Чана это был первый раз, когда он переступал порог лавки семьи Хэ. Сколько раз прежде проходил он мимо, и тогдашние хозяева всегда радушно зазывали его войти — а он лишь отмахивался и не переступал порога. И вот теперь, когда настал час, пробраться внутрь оказалось непросто: пришлось изыскивать предлог, будто бы этот порог был воздвигнут столь высоко, что не уступал самому дворцовому.
С примесью хмеля в крови, он шагал мрачный, полный злобы. Даже не удостоил взглядом ни расцветшие в саду зимние сливы, ни густое благоухание, наполнявшее двор. Широко ступая, он пересёк дворик и решительно откинул лёгкую голубую занавесь у входа.
Навстречу хлынул тёплый аромат, но Мудань он не увидел. Сначала в глаза ему бросилось насупленное, откровенно недовольное лицо Шу`эр. Рядом же стоял молодой, крепкий, неведомый слуга, который с дерзкой смелостью разглядывал его с головы до ног, даже не думая опускать взгляд или отступить в сторону.
Они вдвоём заслонили вход, и потому Мудань для Лю Чана оставалась невидимой.
Лю Чан сразу догадался: именно этот дерзкий слуга и есть тот самый, кто избил Цюши до синяков и вышвырнул его на улицу. Прищурившись, он уставился на Гуйцзы; прежнее показное спокойствие мигом слетело с него, раздражение закипело, и он, хмыкнув сдавленно, насмешливо бросил:
— Хэ Мудань! Что же ты прячешься, укрываешься от глаз? Совесть нечиста, вот и боишься показаться людям?
— Пусть войдёт, — прозвучал спокойный, ровный голос Мудань. Ни капли чувства в нём нельзя было уловить.
Гуйцзы и Шу`эр тут же разошлись в стороны, освобождая проход.
Лю Чан поднял глаза и замер. На мягкой тахте восседала Мудань, облачённая в алый кафтан, отделанный по краю беличьим мехом. В тонких пальцах она держала блестящие медные палочки, а лицо её, разрумяненное жаром от жаровни, сияло живым румянцем. Вдруг она невольно чихнула, прикрыв рот ладонью; глаза засияли влагой, делая её облик ещё более прелестным и трогательным, словно сама она хрупкая и неотразимая.
Лю Чан на миг утратил самообладание. В памяти вдруг всплыл тот зимний день, когда она только что вошла в его дом молодой невестой. В ту ночь выпал снег, и, вернувшись с улицы, он застал её в своём кабинете она сама, своими руками, готовила для него жаровню с углями. Тогда она была ещё юна, не столь ослепительно прекрасна, как ныне, но столь же прелестна, трогательно мила, что невозможно было отвести глаз.
