С мрачным лицом Лю Чан вышел из лавки семьи Хэ. Бросив на Цюши злобный взгляд, он холодно велел:
— Молчи! Живо за мной, в ресторан.
Цюши от изумления широко раскрыл рот:
— А домой не вернёмся?
Лю Чан ответил равнодушно, словно речь шла о пустяке:
— Не к спеху. Есть дела поважнее.
В его глазах всё выглядело просто: если человек ещё жив, его присутствие может что-то изменить; если же он мёртв, разница — вернёшься ты сейчас или позже — невелика.
Раз хозяин сказал так, Цюши и сам перестал ломать голову о несчастье, не стал вновь вызывать в себе скорбь и искусственные слёзы по мальчишке. Он поспешно смахнул остатки влаги с лица и, повинуясь, отправился с Лю Чаном в «Ми-цзи».
Поднявшись по ступеням ресторана, Лю Чан направился сразу на верхний этаж. Дойдя до одной из изысканных приватных комнат, он не стал даже стучать: решительно распахнул дверь и вошёл.
— Семья Хэ непременно пойдёт на всё, чтобы довести сделку до конца, — произнёс он твёрдо. — Можете готовиться к следующему шагу.
Человек внутри усмехнулся:
— Откуда тебе такая уверенность? Они купцы бывалые, осторожные, не из тех, кто кидается очертя голову.
Лю Чан уверенно отрезал:
— Я-то уж знаю наверняка. Вы лишь делайте, как я сказал, не задавая лишних вопросов. Когда всё завершится, награда вас не обойдёт стороной.
У каждого человека есть свой нрав. Ещё утром, не появись он в лавке, семья Хэ, быть может, и колебалась бы, идти ли до конца в этом деле. Но раз он явился и ясно показал: он тоже будет бороться за этот куш, значит, они, подогретые его вызовом, не отступятся и пойдут до конца. По их реакции это было видно: сделка непременно состоится. А сейчас, когда семья Хэ истощена и в людях, и в силах, если не нанести удар теперь, то, когда же?
Устроив дела здесь, Лю Чан только после этого вернулся домой.
Но едва он переступил порог, как Биву, прижимавшая к себе маленького Ци`эра, с отчаянным воплем отбросила мёртвого ребёнка и, рыдая в голос, бросилась к нему. Вцепилась в его пояс, всклокоченные волосы рассыпались по плечам, заплаканное лицо задралось кверху, и сквозь слёзы она взывала:
— Господин! Вы должны отомстить за Ци`эра! Это всё она, она виновна, я уверена! Мой бедный мальчик… какая же это несправедливая смерть!
Лю Чан успокаивающе похлопал Биву по плечу, но, переведя взгляд на маленькое безжизненное тело Ци`эра, не смог сдержать горечи: сердце болезненно сжалось. Лицо его омрачилось, и голос прозвучал сурово:
— Кто варил клейкие рисовые шарики? И кто кормил ребёнка? Тащите сюда и как следует высечь!
Госпожа Ци, с опухшими от слёз глазами и лицом, застывшим в холодной злобе, ответила глухо:
— Спрашивать незачем. Всё сделала его кормилица. Она уже мертва.
Лю Чан опешил:
— Как мертва?
Госпожа Ци была подавлена до глубины души. Сердце рвалось от боли, но вместе с тем в ней жила ненависть к Цинхуа, к беспомощной прислуге, к самому дому Лю, что не внял её предостережениям и тем накликал беды. Её охватило отчаяние и бессилие: она не захотела продолжать разговор. Опустив взгляд, перебирая в пальцах жемчужные чётки, она лишь тихо зашептала молитвы.
В стороне Юйэр крепко прижимала к себе маленькую Цзяоню, и тихим голосом добавила:
— Едва юный господин испустил последний вздох, как кормилица ударилась о стену насмерть.
Значит, конец следам. Всё было сведено к «несчастному случаю» просто и бесповоротно.
Лю Чан сжал зубы так, что заскрипело:
— За эту кровь я должен отомстить. Иначе не мужчина я!
Биву, обезумев от горя, метнулась к Лю Чану, вцепилась обеими руками в его рукав и, захлёбываясь криком, заголосила:
— Мой Ци`эр всегда был жив-здоров! Когда Хэ Мудань была в нашем доме, ничего с ним не случалось. Почему же именно теперь, когда она ушла, он вдруг погиб?! Это та женщина, это всё она! В тот день Ци`эр осмелился обидеть её… Сначала она погубила ребёнка Юйтун, а теперь и моего Ци`эра! Она отравленная женщина, злобная и коварная! Нельзя, чтобы она вошла в наш дом, ни в коем случае!
С этими словами она вытянула руку и ткнула пальцем в маленькую Цзяоню, что прижималась к Юйэр, голос её зазвучал холодно и страшно:
— Иначе жди беды. Следующей будет Цзяоню!
Юйэр вздрогнула, обняла девочку крепче, сама вся похолодела, будто по спине пробежал ледяной ветер.
— Замолчи! — резко оборвал её Лю Чэнцай, тревожно скосив взгляд на Лю Чана: боялся, как бы тот снова не переменил решения и не отказался от брака с принцессой Цинхуа. Сурово нахмурившись, он продолжил:
— Ци`эр погиб от удушья, и точка! Не смей бездоказательно полоскать чужие имена! Это брак, пожалованный самим императором. Разве ты, невежественная женщина, вправе порочить его пустыми домыслами?
Биву, ослеплённая горем, уже не думала ни о чём. Её лицо было изуродовано, дитя погибло что ей оставалось беречь? И потому, напрочь забыв о прежнем страхе перед Лю Чэнцаем, она во весь голос кинулась:
— Старый господин, госпожа! Пусть Ци`эр был побочным, но ведь он всё равно ваш внук, ваша кровь и плоть! Разве можно смириться, что он погиб так неясно, словно собачонка? Об этом уже все знают! Что и небесный двор? Разве вам, как мужчинам, не надлежит требовать справедливости за собственное дитя?!
— Замолчи! — грянул Лю Чэнцай, глаза его сверкнули, голос грозой раскатился по залу. — Я понимаю: ты в отчаянии, потеря ошеломила тебя, и ум твой спутан. Потому и не стану спорить с тобой сейчас. Но не смей больше изрыгать злословия, лить грязь на людей! — Он резко повернулся к слугам. — Уведите её! Заприте в покоях. Без моего слова — не выпускать!
Биву в отчаянии разрыдалась ещё громче. Всё её тело содрогалось от рыданий, и в последней надежде она вцепилась глазами в Лю Чана:
— Молодой господин! Я ведь столько лет была при вас… Всегда послушная, всегда старалась угодить, ни разу не осмелилась пойти наперекор! А Ци`эр… с тех пор, как научился говорить, каждый день десятки раз звал вас отцом! Хоть ради его крошечного сердца, хоть ради его голоса… вспомните, что он ваша кровь, ваша кость! Мальчонка ещё не успел пожить, а уже безвинно погиб…
