Лю Чэнцай хотел было её удержать, но наткнулся на жёсткий, мрачный взгляд сына. Лю Чан метнул в него глаза с такой свирепостью, что старый господин смолк и, недовольно фыркнув, махнул рукавом, отправился во внутренние покои больше не вмешиваться в эти грязные дела.
Как только Цинхуа удалилась во внутренние покои, Лю Чан тоже поднялся и пошёл следом, хотя виду не подал. Спустя некоторое время к нему, словно украдкой, подошла Ацзе. Но едва она приблизилась, он резко схватил её за запястье и, прищурившись, тихо, но со злобой прошипел:
— Хороша же ты! Такое дело, а ни слова мне не сказала. Сердце у тебя столь же чёрное и жестокое, как у неё! Ты тоже хочешь помогать ей придавить меня до смерти? Обрезать мне наследников?
— Нет, молодой господин, — поспешно запротестовала Ацзе, едва не со слезами. — Это не потому, что я не хотела сказать! Она и вправду никому ничего не открывала, всё тайно распорядилась за спиной. Я сама только сегодня узнала! Я ведь всё боялась, что у неё, может, уже есть в утробе, и всё время держала ухо востро…
Лю Чан застыл, мгновение переваривая её слова, затем твёрдо, без колебаний приказал:
— С этого дня никаких вестей через тебя. Ни единого слова. Всё обрывай. Если понадобится, я сам найду тебя. А сейчас уходи немедленно.
Ацзе склонилась в поклоне и почти бегом удалилась.
Лю Чан постоял немного, а услышав, что прибыл Пань Жун, поспешил выйти ему навстречу, но при этом всё же настороженно прислушивался к тому, что творилось в задних покоях.
Пань Жун вошёл губы ярки, зубы белы, вид свежий и довольный: казалось, жизнь его течёт безмятежно и сладко. У Лю Чана кольнуло сердце: внутри поднялась зависть, горькая и едкая. И он не удержался, сказал с кислой усмешкой:
— Давненько тебя не видно. Людей слал за тобой и без толку. А потом только и услышал, что ты вдруг разогнал из дома пару красавиц-наложниц да словно остыл ко всем утехам. Чем же был занят всё это время?
Пань Жун улыбнулся:
— А`Синь понесла. Ей в доме было скучно, она перебралась жить в загородный дворец. А раз уж она, наконец, смягчилась и стала относиться ко мне ласково, я, конечно, должен был всецело быть рядом.
И при этих словах его лицо озарилось радостью и тихим довольством, в глазах мелькнуло счастье.
Лю Чан знал об их истории издавна они оба были словно «несчастные товарищи по оружию». Но теперь у Пань Жуна всё шло гладко и радостно, а в его собственном доме царил хаос, путаница, горе и распри. И от этого внутри ему стало особенно мрачно.
Он натянул на лицо улыбку и сказал через силу:
— Что ж, поздравляю: добился-таки своего, живёте душа в душу. А ведь раньше покоя у вас не было. Как же получилось помириться?
— Всё благодаря Хэ Мудань, — сказал Пань Жун. — Она вмешалась и уговорила нас. Никогда бы не подумал, что у неё хватит сердца и доброй воли… Что ж, мы и впрямь обязаны ей.
Но, заметив, как лицо Лю Чана сделалось мрачным и странным, он поспешно осёкся, понизил голос и спросил:
— Что случилось? Всё было в порядке и вдруг такая перемена… Я ещё видел, повозка её высочества стоит у ворот, но самой её нигде.
И снова всё возвращалось к Хэ Мудань.
Сначала Биву в слезах кричала: мол, если бы Мудань была в доме, Ци`эр остался бы жив. Теперь вот Пань Жун говорит лишь благодаря ей в его доме воцарился мир.
Лю Чан помолчал, губы сжались в тонкую линию. Потом он издевательски хмыкнул:
— У бамбуковой змеи ядовитый рот, у шершня жало смертоносное. Она сейчас занята тем, что «успокаивает» Биву… играет роль доброй, благородной.
Пань Жун давно знал его и умел понимать без лишних слов. Услыхав это, он догадался о многом и, раскрыв глаза, воскликнул:
— Да ведь она и в дом ещё не вошла! А уже беды сыплются одна за другой. Это же погубительница, злосчастная женщина, приносящая разрушение! Ты и вправду намерен всё это терпеть?
Лю Чан чувствовал, как раздражение внутри всё сильнее распирает грудь. Он зло бросил:
— А что, по-твоему, я должен делать? У меня нет ни единого доказательства. Да и будь они разве мало подобных историй бывало? Скажи, кто-нибудь понёс наказание?
Пань Жун замолчал, лишь посмотрел на него с сочувствием:
— А что ты собираешься делать дальше?
В глазах Лю Чана сверкнула зловещая тень, голос прозвучал холодно:
— Посмотрим, кто кого переживёт. Я добьюсь того, что она будет метаться меж жизнью и смертью, не зная покоя, а в итоге падёт в грязь и навеки покроется позором.
Пань Жун помолчал, словно собираясь с духом, и тихо произнёс:
— Если бы знать всё заранее, ты…
— Хватит! — перебил его Лю Чан, нетерпеливо махнув рукой. — Раньше знать… Если бы я знал, разве допустил бы всё это?
Оба замолчали, лишь мерно прихлёбывали чай. Так прошло немного времени, и вот уже несколько дружков Лю Чана, услышав о случившемся, пожаловали навестить его. Все вместе они расселись вокруг, шумно болтая, наполняя чаши, стараясь отвлечь хозяина.
Вдруг за занавесью мелькнула тень то была Няньну. Цюши сразу поднялся и вышел к ней, а вскоре вернулся, склонился к уху Лю Чана и шёпотом произнёс:
— Госпожа Биву схватила ножницы и кинулась на её высочество. Но люди при ней успели её скрутить. Теперь связали и держат сзади, ждут решения госпожи, как быть. У принцессы на руке всё же есть царапина, кожа вспорота и госпожа Ци в тяжком раздумье. Просят вас пройти в задние покои.
У Лю Чана дыхание сперло в груди. Он рассчитывал, что Цинхуа сама столкнётся с яростью Биву и выйдет униженной. Кто бы мог подумать, что у той мысль была совсем иная убрать соперницу с корнем! Он и оглянуться не успел, как попался в её сети. Нет, позволить ей одержать верх он никак не мог.
Немного помедлив, он тихо позвал Цюши, шепнул ему несколько слов. Цюши с готовностью кивнул и поспешил прочь. Сам же Лю Чан остался сидеть среди гостей невозмутимый, будто ничего и не случилось.
