— Всё по моей вине, — захлебнувшись голосом, сказал он. — Сын оказался недостоин, отец пусть покарает его одного. Если бы не Сяо Ба, я уж и слова не смог бы сказать в своё оправдание пришлось бы слушать, как семейство Сяо плетёт обо мне что вздумается.
— Молодой господин… — прохрипел Сяо Ба, потрясённый и тронутый до глубины души. И обнял молодого господина. Слёзы хлынули у обоих, и они рыдали, прижавшись друг к другу.
Цзян Чжун, стиснув зубы, подумал о том, что клан Сяо уже давно строил замыслы выдать Сяо Сюэси за Чанъяна. Сегодняшний скандал, быть может, и вовсе был ими же подстроен только вот так сложилось, что козлом отпущения оказался Чанъи. И кто знает, не приложил ли к этому руку сам Чанъян?
Терпел он долго, слишком долго, но наконец сорвался.
— Прочь! — громовым голосом крикнул он.
Когда Цзян Чанъи вместе со своим слугой, всхлипывая и вытирая слёзы, наконец удалился, Цзян Чжун остался в покоях один, сидя в тяжёлой задумчивости. Сердце его было полно досады и мрачного гнева. Он ждал, что госпожа Ду вскоре придёт утешить его тёплым словом, разделить тревогу. Но время шло, и вместо хозяйки явились лишь чашка горячего чая да несколько тарелочек с изысканными закусками.
А самой госпожи всё не было. И вдруг у дверей показалась наложница Сянь та, что обычно лежала хворая, не вставая с ложа. Теперь же, тяжело дыша, она держалась за дверной косяк, словно боясь ступить дальше. В глазах её блестели слёзы, взгляд был жалобный и растерянный смотрела на него, будто и хотела войти, и в то же время не смела.
Цзян Чжун позвал её:
— Иди же, госпожа Сянь. Снег тает, сырость и холод пробирают до костей. Ты ведь ещё нездоровая, зачем вышла?
Та вспыхнула глазами, крепче вцепилась в косяк и покачала головой:
— Господин гун, позвольте сказать всего пару слов, и я уйду.
Она всегда была именно такой: робкой, скованной, словно не созданной для высокого света. Цзян Чжун не стал настаивать, только мягко заметил:
— Хочешь говорить об И`эре?
Наложница Сянь оживлённо закивала, едва сдерживая слёзы:
— Именно так. И`эр не ведает меры, совершил большую ошибку, обидел вас с госпожой. Это горькое разочарование… Но он ведь честный ребёнок, искренний до глубины души. Молю вас, господин гун, дайте ему ещё один шанс.
— Даже если не дадите, — наложница Сянь с трудом сдерживала дрожь в голосе, — Министр Сяо непременно даст. Министр Сяо не потерпит, чтобы их зять оказался никому не известным, ничтожным солдатиком. С этой стороны глядя, этот брак для И`эра вовсе не обуза, а выгода…
Но Цзян Чжун мрачно сдвинул брови, и слова его прозвучали, как отрезанный нож:
— В это дело не вмешивайся. Здесь есть я и госпожа, без нас обойдётся. Ступай обратно, отдыхай!
Наложница Сянь вздрогнула, словно под ударом плети. Торопливо вытерла слёзы краем рукава, всё же собираясь вымолвить ещё слово, как вдруг за её спиной прозвучал холодноватый голос госпожи Ду:
— В такую стужу зачем ты вышла? Что за дело такое, что не могла через служанку передать? Или собственное здоровье тебе вовсе не жаль?
Словно вора, пойманного на месте преступления, наложница Сянь мгновенно стиснуло: она съёжилась, в смятении низко поклонилась:
— Госпожа… смиренная лишь хотела…
Но госпожа Ду окинула её взглядом ровным, чуть насмешливым, от которого та ещё больше съёжилась. Губы её изогнулись в улыбке без улыбки:
— Будь спокойна. И`эр мой сын. Неужто я стану обращаться с ним жестоко? Столько лет прошло, неужели ты до сих пор этого не знаешь?
И без того бледное, как бумага, лицо наложницы Сянь стало ещё белее, словно из него вытянули остатки крови. Молча, едва кивнув в знак почтения, она тихо скользнула прочь бесшумная, как призрак.
Лишь тогда госпожа Ду убрала с лица притворную мягкость и вошла внутрь. Она села прямо напротив Цзян Чжуна, губы её были плотно сжаты, лицо сурово, и ни слова она не проронила.
Цзян Чжун, заметив её мрачный вид, прекрасно понял причину её гнева. Он первым заговорил, пытаясь сгладить:
— Сегодняшнее дело… я вовсе не нарочно скрыл его от тебя.
Сколь бы ни был он осторожен, всё же не уберёгся от того, что Цзян Чанъи ухитрился заполучить Сяо Сюэси и на ровном месте обрел колоссальное преимущество. С покровительством семьи Сяо весенние экзамены на чин, как ни крути, станут для него лёгким подъёмом не обойтись без того, что он выйдет в люди.
Чуть раньше Цзян Чанъи стоял перед ним на коленях, в слезах, божился, что всё случилось неожиданно, что он сам стал жертвой чужого коварного замысла. Но госпожа Ду скорее поверила бы, что он действовал из расчёта, с чёрным умыслом. Уже одного Цзян Чанъяна оказалось достаточно и вот снова всплыл Цзян Чанъи… Невоспитанный, неблагодарный волчонок, которого ни лаской, ни добром не укротить!
Она затаённо скрежетала зубами от злости, но вслух лишь отвернулась, поджала губы и с лёгким, едва заметным в носу звуком произнесла:
— Я вовсе не об этом сержусь.
Цзян Чжун в этот день получил тяжёлый удар, настроение его было мрачно, и терпеть женские обиды и недомолвки ему вовсе не хотелось. Он нахмурился и резко спросил напрямик:
— Тогда из-за чего ты сердишься?
— Разве случившееся не достойно гнева? — госпож Ду, заметив его недовольный вид, тут же убрала излишнюю колкость в тоне и перешла в жалобное роптание: — Дочь семьи Сяо показала себя с худшей стороны, повела себя без женской добродетели, да ещё втянула в позор нашего И`эра. Ну да ладно… Когда она войдёт в дом, я сама буду строго её наставлять, не позволю ей опозориться вновь. Это ещё можно терпеть.
Она вздохнула, тревога скользнула в её голосе:
— Но теперь меня мучает другое. Порядок старшинства вещь серьёзная. У И`эра ведь есть старшие братья, старший и второй. А семья Сяо наверняка пожелает, чтобы их дочь побыстрее выдали замуж… Но как быть? Чжун`эр мой собственный сын, это ещё ничего. А вот старшего не я родила. Люди могут сказать, будто мы намеренно обделяем старшего да притесняем его. Ведь совсем недавно из-за тех дел во дворе и так было полно пересудов, шуму стояло хоть отбавляй. А если снова поднимется волна, слухи разрастутся, и у каждой сплетни окажется хвост да подробности…
