Стоило лишь упомянуть о старшинстве, как в груди Цзян Чжуна вскипел неуправляемый огонь. Он с грохотом ударил ладонью по столу, вскочил и несколько раз прошёлся по комнате широкими шагами. Лицо его было сурово, голос решителен и безапелляционен:
— С завтрашнего дня начни хорошенько разузнавать, в каких семьях столицы есть достойные дочери. И в срок не более полумесяца обручи для старшего сына невесту!
«Мелкий зазнайка! — ярость кипела в его мыслях. — Захотел со мной тягаться? Посмотрим, как высоко ты, щенок, сумеешь прыгнуть!»
Что до Айю… Она вот-вот станет женой из рода Фан, и тогда какое ей дело до дел семьи Цзян!
Госпожа Ду оторопела:
— Отчего вдруг такое распоряжение? В спешке где найти достойный брак? Зачем эта поспешность? Что случилось?
Но Цзян Чжун лишь отмахнулся, даже не собираясь объяснять ни о делах с госпожой Ван, ни о том, что Цзян Чанъян со своей матерью не видят никого вокруг, готовы ради одного упрямства загубить будущее. Пусть они сами губят себя, он же не может сидеть сложа руки и смотреть, как всё катится в бездну.
Раздражённо, с явным нетерпением, он оборвал:
— Делай, что велю. Зачем столько лишних вопросов?
Разве она тягловая скотина в его доме? Как захочет, так и погоняет? За младшего едва успели прикрыть позор, как уже велено за старшего бегать да хлопотать. А её собственное дитя, плоть от плоти, было брошено холодным ветром на чужбине терпеть горькую долю, и никому нет до него дела, будто вовсе не существовало. Чем больше думала госпожа Ду, тем сильнее разгорался в ней гнев. Но, стиснув зубы, она всё же удержалась, с трудом подавив раздражение, и мягко заговорила:
— Пусть ты винишь меня, но мачехой быть непросто. Если я поспешно найду ему брак, а он окажется недоволен, тогда непременно станут судачить: мол, что хорошего можно сыскать за десять-пятнадцать дней? Скажут, будто я нарочно его погубила… а то ещё и тебя станут упрекать. По-моему, торопиться не стоит. Лучше сперва тайно навести справки, а с семьёй Сяо обговорить, чтобы немного повременили.
Цзян Чжун хмыкнул гулко, и в голосе его зазвенела тяжесть решимости:
— Министр Сяо пусть и повременит, это ещё можно. Но что до его дела тут медлить нельзя. Ни шагу ему уступать не позволю!
— …! — на этих словах Цзян Чжун уже хотел было заговорить с госпожой Ду о Мудань, но в последний миг передумал и проглотил фразу.
Госпожа Ду, глядя на него, сразу уловила перемену. Похоже, он действительно что-то узнал… быть может, именно о Мудань. Но раз молчит, значит, нарочно скрывает, сторожится её. В сердце её мелькнула холодная усмешка: «Ну прячь, прячь… посмотрим, сколько сумеешь прикрывать. Это не дыня, что сорвал да съел сразу. Сначала согласись, а там уж у каждого найдётся своя лазейка».
Лицо её просветлело, голос стал необыкновенно мягким и послушным:
— Я поняла. Завтра же примусь за дело, а когда что-то прояснится непременно доложу. В конце концов, окончательное решение всё равно за тобой да матерью.
— Так и должно быть, — кивнул Цзян Чжун и устало потёр лоб. — Есть ещё одна вещь. Министр Сяо желает, чтобы после свадьбы молодые жили отдельно. Присмотрись, где будет удобнее, выдели им особняк. Пусть приведут его в должный порядок, чтобы не вышло никакого неприличия.
Он заметил, как улыбка постепенно сошла с лица госпожи Ду, и поспешил добавить, стараясь смягчить её недовольство:
— Ты столько лет трудилась ради него, не стоит цепляться за такую малость.
Отдельно жить? Что же тогда останется для неё самой кем её хотят выставить? Разве можно позволить, чтобы они, вырвавшись из-под ока, расправили крылья и возомнили себя вольными? Маленькая распутница из рода Сяо! Едва ли вошла в дом, а уже дерзит, уже противится! Нет уж! Если она, госпожа Ду, не зажмёт эту девчонку в ладони так, чтобы та и вздохнуть боялась без её позволения, то она и не госпожа Ду вовсе!
Губы её изогнулись в холодной усмешке, голос прозвучал твёрдо, ледяно:
— Об этом и речи быть не может!
Цзян Чжун и предполагал, что жена встретит эту идею без радости, но всё же был уверен спорить до конца она не станет. Кто бы мог подумать, что госпожа Ду столь резко и решительно воспротивится! Он нахмурился и спросил с явным неудовольствием:
— Почему?
Госпожа Ду не торопилась, говорила размеренно, уверенно, будто каждое слово было заранее взвешено:
— Первое. Мы ведь не делили семью. Есть почтенная бабушка, которую надлежит содержать, есть родители, живущие в доме. Если он уйдёт жить отдельно разве это не значит бросить долг сыновней почтительности? Это противно самому основанию человеческих отношений!
— Второе. Едва невестка переступила порог и сразу съезжает? Что это будет значить? Что я её не терплю? Или что она не желает терпеть нас?
— И третье. Сяо Сюэси по природе своенравна и непостоянна. И`эр ведь простодушный мальчишка ею околдовался, потому и совершил такую безрассудную, позорную глупость. Но характер человека не меняется легко. Если И`эр не сумеет держать её в строгости, если мы с тобой не будем смотреть за ними, а вдруг снова выйдет постыдное безумие? Тогда опозорится не только она весь наш род окажется осмеянным! А заодно будет погублен и И`эр!
Тут голос её понизился, потеплел, зазвучал вкрадчиво, с оттенком жалости:
— Я ведь столько лет с трудом растила его, берегла, лелеяла… Он вот-вот должен засиять, выбиться в люди, а она чуть было не разрушила всё! Если вдруг… — на лице госпожи Ду проступил испуг, тревога, — нет, чего бы ни стоило, я никогда не позволю этой девчонке погубить И`эра!
— Это я недоглядел, — вздохнул Цзян Чжун, — думал лишь о том, что они, пожалев лицо дочери, сами предложили бы.
Он слушал её доводы и раз за разом кивал:
— Скажи так: мол, бабушка любит внука, ни за что не согласна, а уж стариковское сердце обижать нельзя. Вот и держись этого. А в остальном деньги, мелочи не спорь, пусть всё будет, как им удобно. Всё равно ведь мы породнимся, а если сейчас нагнетать, добром не кончится.
— Ты мужчина, — ровным голосом заметила госпожа Ду, — неизбежно смотришь грубо, не во всё вникаешь. Но и не тревожься: дом Сяо не поднимет большой бури. Ведь это не наша дочь оступилась, а их.
Внутри же она холодно усмехнулась: «Сам наобещал одно, теперь отступил и стыдится говорить напрямик вот и спихнул на меня, мол, пусть женщина разгребает».
Прежде они немало подобных дел решали плечом к плечу, но с тех пор, как вернулся Цзян Чанъян, а Цзян Чжун впал в беду, её сердце наполнилось глухим недовольством. Всё чаще муж казался ей чужим и неприятным. А уж теперь, после истории с Цзян Чанъи, и подавно смотреть на него было невмоготу.
Цзян Чжун и подумать не мог, какие мысли сейчас роятся в душе жены. Ему лишь казалось, что в сравнении с Айю госпожа Ду куда мягче, рассудительнее, умеет думать не только о себе. Глядя на её чуть нахмуренные брови, на то, как за последние месяцы она словно постарела на несколько лет, он невольно вздохнул в сердце: всё это её заботы о нём и об этом доме, вот они и изматывают её.
Не то что Айю — беззаботная, легкомысленная, только о собственном веселье думает. Такой и старость не страшна.
Он тихо выдохнул, словно снимая с груди тяжесть:
— Хоть всё это и выглядело некрасиво, для И`эра это тоже своего рода возможность. Если он сумеет показать себя и добиться успеха, то сам сможет жить безбедно, без нашей постоянной опеки. А значит, мы с тобой будем не в долгу перед ним.
Подтекст был очевиден: кроме этого случая, Цзян Чанъи больше не получит ничего.
