Семья Хэ вела свои дела главным образом на Западном рынке — в том районе, где селились заморские купцы. Там, среди пряных ароматов и звонкого шелеста иноземных наречий, они торговали привозными драгоценностями и редкими благовониями. Однако жили вовсе не там. Их дом находился на улице Сюаньпинь, недалеко от Восточного рынка — месте, где стенами к стенам теснились усадьбы знатных сановников и высоких придворных.
Конечно, в этом районе земля стоила гораздо дороже, и строить здесь было сложно: ведь возможность иметь просторные владения была доступна лишь избранным. К тому же, каждый день можно было столкнуться с проезжающим сановником, которому полагалось кланяться и уступать дорогу. Это создавало дополнительные хлопоты. Но несмотря на все эти трудности, многие богатые купцы всё же стремились обосноваться именно здесь.
Особенно после того, как несколько лет назад фатальный случай потряс Золотой квартал у Западного рынка — там, прямо среди бела дня, хищный набег иноземцев разорил дома зажиточных семей, оставив после себя лишь пепел и кровь. С тех пор те, у кого были средства, начали перебираться на восток, вкладываясь в землю, выкупая дома — даже если приходилось бороться за каждый пядь. Главное — безопасность.
Ведь всё, что было нажито потом и трудом, не хотелось терять в один миг. Серебро можно заработать вновь. Но если в дом войдёт страх, если дрогнут жёны, заплачут дети — это уже не торговля, это уже беда. А у кого в доме не найдётся ни стариков, ни младенцев?
Когда Мудань с остальными приближалась к воротам улицы Сюаньпинь, дорогу им неожиданно преградила пышная процессия. Издалека тянулось людское шествие — мужчины и женщины, кто верхом, кто пешком, все в богатых, блистающих нарядах, окутанные запахами благовоний и шелестом тяжёлых шелков. В самом центре этого великолепия медленно двигалась роскошная белый плетёный паланкин с опущенными вуалями, которую несли сразу восемь носильщиков — изящно, торжественно, с безупречной выверенностью.
Такой паланкин — привилегия женщин не ниже второго ранга среди внешних супруг чиновников. Простые горожане при виде подобного шествия спешивали с коней, останавливались, склоняли головы и уступали дорогу, отступая к обочинам с должным почтением.
Мудань и госпожа Цэнь также сошли с паланкина и остановились в сторонке, поджав подолы, склонив головы, как велит приличие. Мудань, опустив ресницы, всё же не удержалась — скосила взгляд, чтобы разглядеть ту, кто едет в роскошной повозке.
За вуалью, в глубине паланкина, она заметила: облокотившись на подушку, полулежала молодая женщина лет семнадцати-восемнадцати. На ней был длинный наряд из тяжёлого шёлка цвета спелого мёда, украшенный тонким золотым узором, поверх — накинута воздушная мантия цвета алого чая. Лицо — округлое, гладкое, как отполированный нефрит, высокие брови, изогнутые словно крылья бабочки, на лбу — золотистая фадян в виде цветка, причёска — высокий узел с золотой шпилькой-фениксом, качающейся при каждом движении.
Её черты были мягки и спокойны, а округлившийся живот ясно говорил: эта знатная госпожа уже на пороге родов.
Мудань никак не могла взять в толк — кто же это может быть? Такой юный возраст и в то же время столь высокий ранг… Кроме императорских родичей, не было в Поднебесной женщин, удостоенных подобной чести.
И действительно, когда пышное шествие миновало их, барышня Сюэ с завистливым вздохом проговорила:
— Это главная супруга вана Нин. Сравни с прошлым месяцем — теперь, кажется, ещё округлилась, должно быть, уже на сносях. Если родит наследника… боюсь, её благосклонность во дворце только возрастёт.
Говоря это, она мельком взглянула на Мудань — взгляд был мягкий, но с примесью сожаления, и в завершение барышня Сюэ еле слышно вздохнула.
Мудань уловила и зависть, и скрытую грусть в её тоне. И поняла её с полуслова. Для женщины из торгового сословия — даже если семья богата, а муж добропорядочен — путь к таким высотам был наглухо закрыт. Всю жизнь — лишь расступайся, склоняйся, уступай, кланяйся. Таков удел. И если надеяться на Хэ Далана, то, пожалуй, до конца её дней ничего не изменится.
Разве что… если её сын, или, может быть, внук добьётся высокого чина, тогда ещё возможно… Тогда, быть может, внуки её уже будут не склоняться, а шествовать.
Что же касается её самой… Семья Хэ когда-то изо всех сил старалась дать ей этот шанс — шанс войти в иной круг, изменить судьбу, прикоснуться к иному небу. А теперь — она сама положила этому конец. После развода она снова стала просто дочерью купеческой семьи. Обыкновенной женщиной из торгового сословия.
И теперь, увидев таких, как эта главная супруга вана — неважно, под дождём или на ветру — ей всё равно придётся сходить с повозки, склоняться, уступать дорогу. Это немного тяготило. Но — совсем немного. Потому что Мудань очень скоро отпустила это чувство.
Таков был порядок этого мира.
И пусть та, высокородная и блистательная, — главная супруга вана Нин — сейчас купается в почестях, всё же и над её головой есть те, перед кем ей самой придётся склониться и почтительно ступить в сторону. Она тоже будет сходить с повозки и кланяться, когда мимо проедет кто-то выше.
Так чего, собственно, бояться? — подумала Мудань.
С этими мыслями она весело, даже с озорной непринуждённостью, помогла госпоже Цэнь вновь подняться в паланкин, и, обернувшись к барышне Сюэ, беззаботно засмеялась:
— Невестка, а мне кажется, к вечеру дождь пойдёт. Интересно, папа с братом не промокнут ли по дороге?
Голос её был лёгким, как порыв ветра. Словно не было вчерашней горечи. Словно всё, что осталось позади, рассыпалось в пыль на дороге.
— Этот дождь… ещё нескоро начнётся, — пробормотала барышня Сюэ, бросив взгляд на небо. — Думаю, не попадут они под него.
Но, глядя на беззаботную улыбку Мудань, она всё же не удержалась и слабо вздохнула. В глубине сердца у неё вновь поднялась горьковатая волна: всё-таки это девочка, которая не познала настоящих бурь. С малых лет холеная, любимая, росла словно в теплице. Теперь — на одной только обиде отвергла всё: извинения, уступки, возможность примирения. И сожгла мост.
Она не понимает… совсем не понимает, что потеряла.
Да, приданое у неё щедрое, да, внешность яркая, ум — живой. Но после развода… где ей теперь найти такой род, как у семьи Лю? Где взять такого мужа, как Лю Чан — с его статью, с его положением, с его будущим? Барышня Сюэ даже страшилась подумать: а не придёт ли день, когда Мудань будет грызть кулаки от раскаяния, вспомнив, что сама всё перечеркнула?
