Подобно многим зажиточным домам того времени, семья Хэ обитала в типичном четырёхстороннем дворе — сыхэюань[1]. Главные ворота смотрели на запад, по обеим сторонам — вытянутые служебные пристройки с низкими крышами. За воротами начинался садовый павильон, от которого путь вёл к главному залу — просторной приёмной, за нею — внутренние ворота, а затем задний двор, главные покои, обрамлённые жилыми галереями. И дальше — маленькие дворики-ответвления, целая сеть из внутренних дворов, в которых жила многочисленная родня.
В заднем саду росли вековые деревья, с кряжистыми стволами и шелестящей листвой, стояла изящная искусственная гора, меж камней струился прозрачный ручей. Цветы и кусты тянулись к солнцу, ароматы благоухали в воздухе. Пусть убранство и уступало богатству и изяществу дома Лю — здесь не было той напускной роскоши, тяжёлого великолепия — но в этом доме царила иная прелесть: тепло, суета, жизнь.
Здесь было не так выверено — но уютно. Не так роскошно — но свободно. Здесь дышали… и смеялись.
Войдя в главный зал, они сразу оказались в вихре домашней суеты. Вторая невестка, госпожа Бай, велела служанкам подать сахарное лакомство, вишни на льду и свежезаваренный чай. Весь дом собрался вокруг госпожи Цэнь и Мудань — болтали, смеялись, перебивали друг друга, задавали вопросы, вспоминали былое, как это бывает в шумных многолюдных семьях, где за каждым углом кто-то живёт, растёт, спорит и любит.
После холодного, сдержанного, как мрамор, дома семьи Лю, тепло этого дома хлынуло на Мудань как весенний ливень. В каждой улыбке, в каждом прикосновении — искренность, забота, любовь без условий и расчётов. Её сердце переполнялось радостью, в нём росла благодарность за это тихое счастье — быть нужной.
Но среди этого оживления она вдруг поймала себя на странном чувстве. Смотрела на плотное кольцо лиц вокруг, на румяные щеки племянников, на бойкие взгляды племянниц, ловила на себе ароматы разных духов — тяжёлые, сладкие, цветочные, пряные… шесть невесток, больше десятка детей… Их голоса сливались в сплошной гомон, словно рой птиц в ветреный день.
И в этот момент в ней вспыхнула тонкая, как иголка, тревога.
Смогу ли я?.. Смогу ли ужиться со всеми? Принять, влиться, не быть лишней?
Да, как говорится, «ароматен цветок издалека, но стоит поднести ближе — и утомляет». А уж каково жить среди множества женщин под одной крышей… Особенно между невестками и золовками — ведь с давних пор их отношения редко бывали по-настоящему гармоничными.
И всё же, беспокойство Мудань было не без причины. Хоть Хэ Чжичжун и госпожа Цэнь вели дом твёрдо и разумно, придерживаясь строгого порядка, не делая различий между рождёнными от жены и наложниц, ко всем детям и их семьям относились одинаково — без пристрастия, с ясной справедливостью.
Мужчины, под единым началом Хэ Чжичжуна, вставали рано, возвращались поздно, каждый исполнял своё дело без упрёка, трудились ради семейного достатка, и никто не смел бездельничать. Женщины же, под присмотром госпожи Цэнь, вели себя чинно и степенно — растили детей, вели домашнее хозяйство, а в свободное время делились секретами нарядов, рецептов благовоний и мазей, выезжали вместе на улицы за покупками, дышали воздухом весной, посещали пышные пиры, которые устраивали сами же состоятельные торговые семьи, или даже играли в мацзю — женский вариант конного поло. Жизнь текла размеренно, с достатком и достоинством.
В этом доме царил порядок, и каждая вещь имела своё место. Несмотря на то, что в семье было много людей и разных интересов, она умела сохранять видимость согласия. Конечно, иногда случались мелкие ссоры, недоразумения и пересуды, но до настоящих конфликтов дело не доходило. В основе этого дома лежали уважение, привычка к порядку и его соблюдение. В целом, семья жила в гармонии.
Но и при всём благополучии, не могло Мудань не тревожить одно — слишком уж сложная, ветвистая была у семьи Хэ родословная. Слишком тесно сплелись судьбы под этой крышей.
У неё было шесть братьев. Из них только Далан, Эрлян, Сылян и Улян были рождены госпожой Цэнь. А вот Санлян — сын наложницы госпожи У, той самой, что некогда пришла в дом как приданая служанка. Шестой же брат, Люлян, — младшенький, любимец, был рождён госпожой Ян, красавицей из Янчжоу, которую Хэ Чжичжун привёз в дом уже в зрелые годы.
Каждый из братьев обзавёлся семьёй.
Далан женат на барышне Сюэ, у них двое детей — мальчик и девочка.
Эрлян взял в жёны барышню Бай, у них — трое сыновей и дочь.
Санлян женат на барышне Чжэнь, в их доме две дочери и сын.
Сылян женился на барышне Ли, у них только одна дочка.
Улян — муж барышни Чжан, у них пара: мальчик и девочка.
Люлян, младший, недавно женился на барышне Сунь, прошло всего чуть больше года, и детей у них пока нет.
Вместе с самим Хэ Чжичжуном, госпожой Цэнь и двумя его наложницами, в доме насчитывалось не меньше тридцати человек — без слуг, без кормилиц, без прислуги. А уж если считать всех, кто прислуживал в каждой ветви семьи — и вовсе голова кругом шла.
Кто с кем в близости, кто с кем не говорит, кто кому завидует, кто кому должен, кто за кем следит… Сеть отношений была тонка, как шёлк, и так же легко рвалась. Даже в самом добром доме, даже между самыми близкими — стоит лишь раз, другой столкнуться лбами, и уже в сердце поселяется холодок. Даже самая крепкая привязанность может истончиться, если её теребить слишком часто.
Если бы она и впрямь была той самой — прежней Хэ Мудань, девочкой, выросшей в этом доме с рождения, быть может, и не заметила бы многих тонкостей. Не обратила бы внимания на взгляды, интонации, на недосказанность в словах. Не задумалась бы о скрытых течениях, о холодках между близкими.
Но теперь она — не та, что была. И сердце у неё другое, и взгляд иной.
Поэтому, получая ласку и заботу, она не позволяла себе принять всё это с лёгкостью — как должное. А когда встречалась с недопониманием или чьим-то раздражением, уже не могла отмахнуться: мол, не важно, пустяки. Напротив — всё воспринималось острее, тревожнее. Каждый шаг она сверяла, каждое слово взвешивала. Старалась быть вежливой до щепетильности, ласковой до самозабвения, лишь бы никому не доставить неудобства. Лишь бы не быть обузой. Не стать для кого-то раздражением.
В её памяти — пусть смутной, разрозненной — всё же остались впечатления о характерах членов семьи. В этом доме не было злых, коварных людей, не было ядовитой злобы. Но хитрости, ума и острых углов хватало.
[1] Сыхэюань (四合院) — традиционный китайский архитектурный тип жилого дома, буквально означающий «двор, окружённый с четырёх сторон». Это комплекс зданий, построенных вокруг внутреннего закрытого двора, где помещения расположены с четырёх сторон: на север, юг, восток и запад. Такой двор обычно является семейным гнездом, в котором несколько поколений живут вместе, поддерживая тесные семейные связи. В эпоху Тан и последующих династий подобные дворы были символом семейного благополучия и социального статуса, а также обеспечивали уют, защиту и приватность.
