Восточный базар располагался близко к трём дворцам, где простирались роскошные резиденции высокопоставленных сановников и знатных особ. Именно здесь продавали лучшие, самые изысканные и дорогие товары. Если Мудань хотела продать свои пионы по достойной цене, ей предстояло отправиться именно туда.
И вот, покинув пределы улицы Сюаньпинь, Мудань со своими невестками направились прямо к Восточному базару.
Улица, устланная галькой и тщательно утрамбованная, была широка — почти десять чжан в ширину. Её поверхность была настолько ровной и прочной, что сама напоминала широкую ленту, украшенную аккуратными каналами для стока воды и тротуарами для прохожих.
Дороги пересекались, образуя строгую решётку — девять больших квадратов, каждый из которых выполнял свою функцию. В центре возвышались три главных здания: управление рынком, бюро ценового регулирования и главный склад зерна — Чанпинъцан.
Остальные шесть участков были заняты пивными и мясными лавками, пекарнями с ароматным хлебом, торговыми рядами, где продавали шёлк, ткани, ювелирные украшения и антиквариат. Там же стояли магазины оружия, кузницы, пункты проката ослов, мастерские по изготовлению кистей и письменных принадлежностей, театральные сцены для уличных артистов и мастерские, где звучала музыка хуцинь[1].
Рядом с базаром раскинулся специальный пруд для выпуска рыбы и птиц — знак благочестия и уважения к жизни, служивший источником воды для торговых лавок.
В этих девяти районах тесно переплетались небольшие переулки и тропинки, образуя настоящий лабиринт, по которому беспрестанно текли потоки людей. Магазины и лавки шли одна за другой, их витрины переливались яркими красками, а над улицами витал звук струн пипа, вольный и плавный, словно живое дыхание города.
Смех и разговоры, призывы торговцев и звуки музыки сливались в мощную симфонию, создавая неповторимую атмосферу оживлённого праздника, царившего в каждом уголке Восточного базара.
С точки зрения современного человека, даже как торговое сооружение, планировка Восточного базара казалась Мудань продуманной и удобной: всё было устроено с учётом комфорта и функциональности, дороги — широкие и лёгкие для передвижения, а инфраструктура — на высшем уровне.
Следуя за барышнями Чжан и Сунь, она не могла сдержать своего любопытства. С жадным вниманием она оглядывалась по сторонам, словно каждый раз открывая для себя новый мир. Её глаза горели от волнения, и, казалось, она вот-вот потеряет себя в ярких впечатлениях.
Невестки, заметив её растерянный восторг, решили не тревожить её — подумали, что после строгого контроля в доме Лю, она наконец-то почувствовала себя свободной, словно маленькая птичка, выпущенная из клетки. Они легко ослабили поводья, позволив лошадям идти своим чередом, куда им вздумается. Благодаря этому Мудань смогла вдоволь насладиться видом, наполнив глаза обилием красок и жизни.
В памяти её уже было ясно, что Восточный базар не столь же пышен и оживлён, как Западный, но поездка туда — удовольствие на будущее, к которому ещё предстояло подготовиться.
Проведя в прогулках около получаса, Мудань вдруг вспомнила о главной цели:
— Сестры, почему мы ещё не зашли на рынок пионов?
Барышня Сунь улыбнулась в ответ:
— Если хочешь увидеть пионы, нужно пойти к пруду для выпуска рыбы и птиц — там и начинается цветочный рынок.
Пионы, как правило, выращивали на открытом воздухе, и они расцветали в своё время — в сезон. Большинство покупателей предпочитали ехать прямо в сады к цветочным фермерам, чтобы выбрать понравившиеся растения, а специальных лавок для продажи цветов почти не было. Но ради удобства знатных клиентов и для облегчения торга, фермеры иногда свозили часть своих цветов на Восточный базар.
Кроме того, весь Восточный базар получал воду из пруда для выпуска рыбы и птиц, где воздух был всегда влажным, ивняки раскинулись высокими зелёными шатрами, создавая прохладу. Поэтому именно туда, к пруду, свозили цветы и саженцы — туда, где был самый благодатный микроклимат.
Услышав об этом, Мудань подтянула поводья и повернула повозку обратно:
— Раз так, поедем туда.
В этом районе было много винных заведений, часто принадлежащих людям из западных народов — хуцзи[2]. Они носили яркие, лёгкие одежды из тончайших шёлков и прозрачных тканей, причёски были кудрявыми, глаза — зелёными, а черты лица — выразительными и чарующими. У дверей заведений стояли прекрасные хуцзи — женщины с завораживающей красотой и ослепительной грацией. Они улыбались, поднимая бокалы, приглашая прохожих зайти и насладиться вином.
Внутри же винных лавок звуки флейт переплетались с песнями и весёлыми призывами выпить — целая волна живого, пьянящего праздника наполняла пространство.
Проезжая мимо одной из крупнейших винных лавок, Мудань заметила, что у её дверей стояла самая молодая и прекрасная хуцзи — куда моложе и краше, чем у соседних заведений.
Барышня Чжан ткнула Сунь плёткой по боку и улыбнулась:
— Помнится, старший брат особенно любит эту таверну, не так ли?
На лице барышни Сунь вспыхнула лёгкая досада, и она отдёрнула плётку в ответ:
— Это Улян его привёл сюда!
Барышня Чжан, заметив раздражение подруги, вскрикнула с улыбкой:
— Да что ты сердишься? Эти братья редко бывают свободны, может, раз в месяц или того реже выбираются сюда. В основном они встречаются с гостями, ведут дела.
В этот момент из-за угла, словно лёгкий ветерок, донёсся нежный звук гунху — изящного струнного инструмента. Барышня Сунь фыркнула и, скользнув взглядом по окну второго этажа, где за игрой на гунху сидела хуцзи в прозрачной одежде нежно-зелёного оттенка, с каштановыми волосами и задумчивым выражением лица, усмехнулась:
— Пятая невестка, посмотри-ка, кто там? Майя, да? Та самая, что в прошлый раз напоила Уляна до беспамятства?
Теперь уже барышня Чжан была недовольна и надулa губы:
— Да я считаю, что она вовсе не так уж и хороша. Играет отвратительно, просто кошмар какой-то.
Мудань улыбалась, слушая перепалки двух невесток, и прищурив глаза, подняла взгляд вверх. Там, в окне, действительно сидела Майя — с кожей белоснежной, словно фарфор, губами полными и красными, одетая в струящуюся одежду нежно-зелёного цвета, что подчёркивала яркость её глаз — такого же оттенка, как сама зелень озера.
Её белоснежная, тонкая нога покоилась на подоконнике, а запястье украшала изящная цепочка с маленькими золотыми колокольчиками, которые тихо звенели при каждом её движении. Она была подобна экзотическому растению, завораживающему и притягивающему взгляд. Неудивительно, что пылкий Хэ Улян, не устояв перед её чарами, был полностью очарован.
Майя заметила, что Мудань на неё смотрит. Она вдруг прекратила играть на гунху, стерла с лица тень грусти и обворожительно улыбнулась, помахала рукой в её сторону.
[1] Хуцинь (胡琴) — общее название традиционных китайских смычковых инструментов, происходящих от иноземных, преимущественно кочевых народов. Характерный пронзительный звук хуцинь ассоциируется с меланхолией и драматизмом, часто сопровождает театральные и музыкальные представления.
[2] Хуцзы (胡子) — уничижительное прозвище, использовавшееся в древнем Китае для обозначения чужеземных кочевников с северных и западных границ империи. Часто применялось к тюркским, сюннуским и прочим степным племенам, отличавшимся от ханьцев внешностью и образом жизни.
