Стоило лишь старшей принцессе Канчэ́н заговорить, как шум и гомон в зале мгновенно утихли. Она — родная сестра императора, рождённая от одной матери, к тому же обладающая безупречным авторитетом, сдержанная и величественная — её слово имело силу высшего указа. Раз уж она открыто высказала своё благосклонное мнение, кто осмелится возразить? Кто посмеет дальше язвить?
В стороне одна из знатных дам — с белоснежной кожей, томными глазами и волосами, увенчанными изящной позолоченной цветочной короной — слегка прикусила губу, бросив раскаянный взгляд на принцессу Цинхуа. Виновато усмехнувшись, она склонилась к ней и прошептала:
— Восьмая сестра, прости, но я не могу больше отстаивать твою обиду.
— Лиса ты крашеная… — прошипела принцесса Цинхуа сквозь зубы, злобно дёрнув за подол своей оранжево-алым шёлковым халатом с узором из распустившихся цветов. Её взгляд, тяжёлый и мрачный, упал на Му́дань, словно хотел испепелить. Она тихо стиснула зубы, не скрывая ярости.
Мудань, повинуясь приглашению, грациозно подошла к возвышению, где восседала, стращая принцесса Канчэн, и почтительно сделала поклон. Лишь затем медленно выпрямилась и подняла голову.
Старшая принцесса протянула к ней руку и, взяв её за ладонь, внимательно осмотрела. Кожа была бела, словно первый снег, пальцы — тонкие, утончённые, ладонь — небольшая, но прекрасной формы. Затем она медленно провела пальцами по внутренней стороне — кожа оказалась удивительно мягкой, гладкой, но не влажной — тёплая и сухая, как у человека, живущего в покое и чистоте.
Затем старшая принцесса Канчэ́н вновь скользнула взглядом по лицу Му́дань, внимательно вгляделась в плавный изгиб её шеи, тонкую линию подбородка, изящный изгиб скул. Долго смотрела, не скрывая лёгкой грусти в глазах, и наконец негромко вздохнула:
— Жаль… такая девица, пусть даже с самым скромным происхождением, в любом доме была бы как жемчужина в ларце, как сокровище в златом ковчеже. Разве найдётся сердце, которое решится вот так низко погубить её?
Му́дань заметила, что старшая принцесса, словно вовсе не намереваясь говорить по существу, лишь изучает её внешность. В груди у неё зародилась лёгкая тревога, но она не осмелилась заговорить первой. Она лишь стояла — сдержанная, мягкая, словно спокойная вода под лунным светом, ни малейшего намёка на нетерпение или жалобу.
Наконец, спустя ещё мгновение молчания, старшая принцесса Канчэ́н отпустила её ладонь, откинулась на спинку резного кресла и неспешно сказала:
— Цинхуа… подойди.
Принцесса Цинхуа всё ещё сверлила Му́дань злобным взглядом, стиснув зубы. В голове путалось: то перед глазами всплывало, как сегодня ей без вины всыпали отборную взбучку — позор на глазах у братьев и сестёр, то снова и снова представлялся Лю Чан — такой раздражающий, но всё же… как ни странно, любимый.
Потому она даже не сразу услышала, как старшая принцесса Канчэн окликнула её. Только когда одна из близких подруг лёгким толчком в бок вернула её в реальность, Цинхуа вздрогнула, быстро взяла себя в руки и с достоинством, присущим царскому роду, прошла вперёд. Поклонившись, она изящно выпрямилась — и тут же с презрением бросила взгляд в сторону Му́дань. Та, как всегда, стояла спокойно, словно высеченная из нефрита, лицо её было безмятежным, ни одной эмоции.
В глазах Цинхуа тут же вспыхнула ярость: хотелось кинуться вперёд, вцепиться ногтями в это безмятежное лицо, исцарапать его до крови, до слёз!
Но Му́дань будто вовсе не заметила её присутствия. Ни взгляда, ни движения — она даже не повернула головы.
Да, Цинхуа тоже была красавицей. Однако на её лице даже самые дорогие наряды и косметика не могли скрыть той заносчивости, затаённой злобы, что проступала в каждом взгляде, в каждом движении. И рядом с безмолвной, грациозной Му́дань это сравнение было беспощадным — кто выше, а кто ниже, становилось очевидно даже без слов.
В этот момент старшая принцесса Канчэн перевела острый взгляд на Му́дань и медленно, с неясной интонацией спросила:
— Му́дань, ты ненавидишь Цинхуа?
— Так прямо? — Му́дань на мгновение опустила ресницы, затем спокойно подняла взгляд на старшую принцессу Канчэн и мягко ответила:
— Никогда не надеялась — потому и не за что ненавидеть.
Взгляд старшей принцессы чуть смягчился, в уголках губ промелькнула тень улыбки. Она мельком взглянула на госпожу Бай, но та, полулёжа на мягком сиденье, казалась отрешённой: будто слушала, а будто и мыслями витала где-то далеко.
Старшая принцесса снова перевела взгляд на Му́дань, чуть наклонив голову:
— А это как понимать?
Му́дань чуть горько улыбнулась:
— Брак — это священный союз, и принуждать себя оставаться с человеком, который не вызывает в душе ни любви, ни ненависти, ни даже неприязни, представляется бессмысленным.
Она сделала небольшую паузу и продолжила:
— Кроме того, почему мужчина всегда стремится переложить ответственность за свои поступки на женщину?
Едва вымолвив последнюю фразу, она сама почувствовала, как от этих слов повеяло холодом.
На какое-то время в зале воцарилась звенящая тишина. Даже веера в руках знатных дам замерли в воздухе. Многие из них невольно обернулись и пристально уставились на Му́дань — с удивлением, с уважением, а кто-то — с пробуждающимся сочувствием.
Старшая принцесса Канчэн, кажется, нисколько не удивилась. Напротив, она кивнула с лёгким одобрением и сказала:
— В твоих словах есть разум. Что ж… Раз так, быть может, мне стоит вас… благословить?
— Именно этих слов я и ждала! — Му́дань, немедля ни мгновения, грациозно склонилась в глубоком поклоне перед старшей принцессой:
— Прошу уважаемую благодетельницу даровать мне это счастье.
Старшая принцесса Канчэн с лёгкой улыбкой кивнула и велела стоящей рядом чиновнице Сяо:
— Ступай, пригласи супругу сановника Лю. В такую ясную ночь, под звуки флейт и свет фонарей, самое время — соединить сердца.
Принцесса Цинхуа с облегчением выдохнула. Старая ведьма никогда не питала к ней особой приязни, но теперь — при прямом повелении старшей принцессы — не посмеет перечить. Сколь долго она уговаривала свою дорогую будущую свекровь, и всё было впустую… Но сегодня, наконец, та сама согласиться!
Прошло немного времени, и вот уже госпожа Ци, супруга сановника Лю, торопливо прибыла в пышный смотрительный павильон, в извиняющейся спешке опустилась в почтительном поклоне, лицо её сияло притворной любезностью.
Старшая принцесса Канчэн была учтива: пригласила гостью присесть, а затем, указав на Му́дань, спокойно спросила:
— Госпожа, узнаёте ли вы эту девушку?
