Лю Чэнцай в упор смотрел на шевелящиеся губы Мудань, но в шуме вокруг её голос казался отдалённым. Он не разобрал всего, да и не стремился — в его сознании отчётливо отпечатались лишь две фразы: «указ о браке» и «разводное письмо».
Да, он знал, что старшая принцесса Канчэн рано или поздно вмешается. Более того, он предусмотрел такую возможность заранее и даже пытался встроить её в свои расчёты. Но то, чего он никак не ожидал, — так это предательства изнутри. Всё пошло прахом в тот миг, когда Лю Чан потерял берега и действовал в обход общего плана. Одним неосторожным шагом он разрушил выверенное построение — и теперь всё рушилось, как башня из песка.
«Просчёт в ключевом звене, и всё валится одно за другим…» — угрюмо подумал Лю Чэнцай. Теперь же он стоял у самого края утёса, а за его спиной зияла пустота — отступать было некуда.
С принцессой Цинхуа всё было просто: пока она не делает официального шага — это ещё можно выдать за вольную романтику, игру чувств. Но если она вздумает придать делу огласку и сделать ставку на честь — тогда это уже будет не что иное, как оскорбление члена императорской семьи, и ответственность за такое может лечь не только на плечи Лю Чаня, но и на всю его линию рода.
Мысль эта заставила Лю Чэнцая мгновенно отбросить раздражение, вызванное дерзостью Мудань. Теперь не время было укорять её за хамство или напоминать о субординации — он должен был действовать.
Его лицо потемнело, в голосе зазвучали тяжёлые ноты:
— Пойдём. Есть вещи, которые ты должна увидеть.
Он резко развернулся, не оборачиваясь, зная: она пойдёт за ним.
Мудань с тревогой наблюдала за тем, как мрачнел взгляд Лю Чэнцая. По выражению его лица было ясно: произошло нечто страшное. Всё её существо напряглось — она боялась самого худшего. Обернувшись, она скользнула взглядом по фигуре Цзян Чанъяна и изящно поклонилась ему — не как благодарная жертва, а как женщина, твёрдо запомнившая его жест. Она уже запомнила, где он живёт — сегодня ещё не время, но однажды она обязательно сама найдет его, чтобы выразить признательность.
Но Цзян Чанъян, как видно, не собирался просто так уходить. Вместе со своими спутниками он подошёл ближе, и в голосе его прозвучало сдержанное участие:
— Госпожа Хэ, ваши родные пока не прибыли, а на дворе уже ночь. Оставлять вас одну — небезопасно. Мы подождём вас снаружи. Если что понадобится — крикните.
Словно незримый щит встали они между ней и возможной бедой. При их присутствии даже такой лис, как Лю Чэнцай, не посмеет пуститься в опасные игры. В сердце Мудань стало гораздо спокойнее — такая защита была бесценна. Она не стала произносить громких слов благодарности, а просто безмолвно поклонилась, сдержанно и искренне, словно запечатывая в этом движении все свои чувства. Затем развернулась и смело пошла вслед за Лю Чэнцаем в глубину шатра.
Внутри всё уже изменилось.
Пышные занавеси были опущены, наглухо отгородив всё происходящее от чужих глаз. Людям, предоставившим помещение для смотрин, явно указали на их место — они ютятся теперь в углу, с виноватыми лицами. Женщины сидели молча, будто испуганные птицы, глаза в пол. А тот самый приятель Ли Сина, что раньше казался развязным и беззаботным, теперь только украдкой косился на Лю Чэнцая, весь побледневший от страха.
Мудань с отвращением метнула злобный взгляд в сторону того самого «приятеля» Ли Сина и смачно сплюнула в пол — отвращение было столь сильным, что она не сдержалась. В её глазах он был мерзавцем, и виновным ничуть не меньше. Ведь именно такие, как он — те, кто трусливо прячется за чужой спиной, помогая вершить подлость, — вызывали у неё самое искреннее презрение. Предавший друга, потворствующий насилию — ничем не лучше того, кто замышляет зло.
Вдруг кто-то тихо и осторожно произнёс:
— Невестка…
Голос был мягким, как весенний дождь, а интонация — будто с робкой надеждой. Мудань вздрогнула, перевела взгляд — и увидела Ци Ючжу, стоящую подле занавеса, наполовину скрытую тенью. Рядом с ней — служанка, поддерживающая хрупкую барышню за руку.
На тёмных, аккуратно уложенных волосах Ци Ючжу мерцали две золотые шпильки с филигранными цветами, в которых таились капельки жемчуга. На ней была юбка из благородного шёлка цвета граната, что переливалась при каждом шаге. В её подоле, затканном золотыми нитями, вспыхивали в свете фонарей очертания пары гусей — узор, что считался в Тан благоприятным. Поверх юбки — тёмно-синий полупрозрачный шёлк, сотканный с тонкими вставками из нефритово-белых камней. А поверх всего — лёгкая накидка цвета драгоценного сапфира, из-под которой лишь на миг мелькала отделка из небесно-голубого лифа. Её кожа сверкала, словно фарфор, а глаза — как осенние озёра, полные таинственной глубины.
Весь её облик источал женственную стыдливость, и, казалось, она явилась сюда вовсе не как противница — а как умоляющая…
Несомненно — она наряжалась с умыслом.
Мудань окинула Ци Ючжу холодным взглядом. В голове тут же всплыло мерзкое «родство с родством» из уст Лю Чана — и отвращение подступило к самому горлу. Какая бы ни была краса перед ней, в глазах Мудань она теперь не отличалась от навозной мухи с переливающимися крыльями — блестит, а всё та же мерзость.
Сдержанным, почти ледяным голосом она произнесла:
— Молодая барышня Ци, прошу не звать меня так. Не смею принимать подобных обращений.
Ци Ючжу прикусила губу, её ресницы затрепетали. В лице — обида, но голос по-прежнему робкий:
— Тогда… как мне вас называть?
Уже хватило смелости — на то, чтобы затевать подобное, а теперь она строит из себя невинный цветок… Мудань хотелось закатить глаза, но сил не было даже на это — отвращение сменилось тупой усталостью. Не удостоив ту ответом, она просто обернулась к Лю Чэнцаю и резко спросила:
— Господин Лю, где мой брат?
Лю Чэнцай всё это время скользил глазами между двумя девушками, точно сравнивал, примерял, искал, за кого выгоднее зацепиться. На вопрос Мудань он ответил с натянутой улыбкой, поддельно участливым тоном:
— Ай, Дань`эр, не стоит так остро. Ну что ты, даже если не довелось нам осаться родственниками, зачем же вот так — будто враги? Сын мой, признаю, поступил нехорошо, но разве я с тобой хоть раз обходился несправедливо? Я ведь всегда относился к тебе с уважением, с теплотой, не так ли? А Чжу`эр — девочка добрая, искренняя. Ты бы хоть пожалела её… Ладно, не хочешь быть ей невесткой — так хоть старшей сестрой стань. Пусть зовёт тебя не “невестка”, а “сестрица”.
