Пань Жун с любопытством взглянул на Юань Шицзю:
— Внутри действительно есть вода? Странно, я вот только что разглядывал — а и не заметил ничего такого.
Юань Шицзю едва заметно, с легким пренебрежением усмехнулся и отвернул лицо в сторону. Любой другой знатный юноша на его месте давно бы вспылил, но Пань Жун, будто, не замечая ни тени насмешки, только весело рассмеялся:
— Такое редкое сокровище! Тут уж не обойтись без любопытства — должен же я сам увидеть, в чём его диковина.
Сказав это, он действительно поднялся, с невинным видом обратился к седовласому старику-персу, а затем, взяв за руку Лю Чана, повёл его рассмотреть агатовое древо поближе. Всё оказалось в точности так, как описал Юань Шицзю — ни малейшего преувеличения.
Обменявшись взглядами, Пань Жун и Лю Чан молча вернулись на свои места. Тут же Пань Жун, с лукавой улыбкой, шагнул к Хэ Чжичжуну, отвесил учтивый поклон и обратился:
— Почтенный старший, смею спросить, сколько вы готовы отдать за эту агатовую лампу?
“Вот же хитрец”, — мелькнуло в глазах Хэ Чжичжуна, но он только спокойно улыбнулся:
— Прежде чем говорить о цене, не мешало бы узнать, согласен ли владелец продать, и сколько требует.
Пань Жун мгновенно обернулся к Мияну:
— Досточтимый купец, позвольте узнать, решились ли вы расстаться с этим сокровищем? Какова ваша цена?
Миян даже не задумался. На ломаном, с трудом понятном китайском он ответил:
— Раз уж выставил — значит, продавать собираюсь. Цена — десять миллионов, ни монетой меньше.
Пань Жун и Лю Чан тут же внимательно оглядели лица окружающих иноземных купцов. Те молча кивали — ни у кого не возникло ни малейшего сомнения в озвученной цене, никто не посчитал её чрезмерной. Вот оно, истинное признание ценности сокровища! Поглядев на Юань Шицзю, Лю Чан и Пань Жун оба отметили про себя: уважение к его знанию и тонкости выросло ещё сильнее. Сам же Юань Шицзю сидел всё так же отрешённо, будто происходящее его не касалось вовсе.
Тем временем Хэ Чжичжун спокойно произнёс:
— Десять миллионов — я беру.
В зале тут же послышались поздравления — кто-то спешил поздравить и Хэ Чжичжуна, и Мияна с удачной сделкой. Хэ Чжичжун, сияя улыбкой, уже протянул ладонь, чтобы обменяться рукопожатием с Мияном.
Но в этот миг Лю Чан не выдержал:
— Постойте! Разве не было сказано — кому достанется по самой высокой цене? Я даю одиннадцать миллионов!
Хэ Чжичжун даже не дрогнул, голос его оставался невозмутимым:
— Пятнадцать миллионов.
Торг продолжался. Лю Чан сжав кулаки, воскликнул не уступая:
— Шестнадцать миллионов!
— Сорок один миллион! — выпалил Лю Чан, привычно рассчитывая каждый шаг. Его план был прост: сколько бы ни предложил Хэ Чжичжун, он всегда будет добавлять ровно миллион сверху. Пока суммы укладывались в его пределы, ему не требовалась поддержка Пань Жуна и других друзей. Всё же это были его собственные с трудом накопленные средства — кто знает, не понадобятся ли они ещё в будущем для чего-то куда более важного? Потому и стремился не переплачивать ни монеты лишней. Да и тревога в душе не покидала: а вдруг, поддавшись азарту, он потеряет больше, чем рассчитывал?
Хэ Чжичжун скользнул по нему взглядом и безмятежно произнёс:
— Сорок два миллиона.
Теперь он уже не стал поднимать цену столь резко, как раньше, добавляя суммы осторожно, мелкими шагами.
Эта перемена вселила в Лю Чана больше уверенности, прежние сомнения отступили. Так они вдвоём, неспешно поднимая ставки, дошли до пятидесяти миллионов. Окружающие купцы-варяги не выражали удивления или недовольства — напротив, наблюдали за дуэлью с живым интересом.
Вдруг раздался спокойный, но весомый голос Ли Сина:
— Шестьдесят миллионов.
Деньги у Лю Чана практически иссякли, и он уже собирался отступить, как вдруг заметил, с каким напряжением Мудань следит за Ли Сином. Неожиданная волна раздражения вспыхнула в нём — кровь прилила к лицу, прежние расчёты и осторожность тотчас улетучились. Он даже не почувствовал, как Пань Жун попытался удержать его за пояс, — решимость захлестнула всё остальное. В одно мгновение он сделал дерзкий, почти безрассудный выбор:
— Семьдесят миллионов!
В зале воцарилась короткая тишина, за которой последовала волна возбуждённого гомона.
Ли Син с лёгкой улыбкой галантно склонился в сторону Лю Чана:
— Ваш ход.
Но не успел Лю Чан как следует осознать, что произошло, как седовласый старый перс уже подошёл к нему, взял за руку, затем хлопнул ладонью по ладони, сделка была заключена, а собравшиеся стали свидетелями этого момента.
Первая мысль, что пришла Лю Чану — его перехитрили! Он с досадой оглянулся на Хэ Чжичжуна и Ли Сина, ища на их лицах хоть намёк на злорадство, подвох, торжество — но увидел лишь лёгкое разочарование; оба спокойно вздохнули и тут же переключили внимание на золотую жемчужину.
Мудань, весело подпрыгивая, поспешила за ними, осторожно подняла в ладонях огромную жемчужину и, поднеся к свету, залюбовалась её сиянием. В её прекрасных, длинных, чуть раскосых глазах сверкала беззаботная радость.
Ли Син, улыбаясь, тихо объяснял ей:
— Говорят, у купцов-варягов особый обычай — они иногда разрезают себе тело, чтобы спрятать жемчужину. Только вот непонятно, где можно было бы утаить такую громадину? Какого же размера тогда должен быть разрез?
Мудань с недоверием посмотрела на него и, тоже шёпотом, упрекнула:
— Придумываешь! Я ни за что не поверю.
— Правда-правда! — рассмеялся Ли Син. — Не веришь — спроси у них самих.
Мудань замотала головой:
— Я не стану — а если они на меня обидятся или посмотрят, как на дурочку? Лучше уж ты сам спроси!
Лю Чан больше не мог выносить происходящего — с решительным шагом он подошёл к владельцу жемчужины и спросил:
— Сколько ты хочешь за свою жемчужину?
Хэ Чжичжун взглянул на него с оттенком сожаления:
— В мире столько сокровищ, но все не купить. Неужели стоит из-за уязвлённой гордости проматывать всё, что нажито за жизнь?
Эти слова были для Лю Чана словно ушат холодной воды. Он в изумлении смотрел, как Хэ Чжичжун, не торгуясь, помогает Ли Сину приобрести жемчужину за двадцать миллионов. Ли Син тут же передал драгоценность Мудань, и та, трепетно прижимая её к груди, с сияющими глазами показывала жемчужину племянникам.
Пань Жун, заметив, как Лю Чан застыл на месте, не сдержал досады, громко топнул ногой:
— Всё, деньги кончились? Теперь только и остаётся, что жалеть? Поздно! Для императрицы хоть подарок найдётся, а что делать с благородной супругой? Разве можно обойтись без того семицветного пурпурного балдахина? Эй, опомнись! Семья Хэ уже пошла выкупать балдахин!
Дело дошло до того, что Лю Чану ничего не оставалось, как стиснув зубы, вновь вступить в торг с Хэ Чжичжуном. На этот раз Хэ Чжичжун, казалось, и не собирался особенно противостоять ему — уступил легко, и балдахин из семицветного пурпурного шёлка достался Лю Чану за семнадцать миллионов.
После этого Хэ Чжичжун спокойно отправился к иноземным купцам и приобрёл для себя ещё несколько драгоценностей — рог носорога, горный хрусталь, жемчуг, золото, алый фолианит — вещи дорогие, но не такие уж редкие. Но даже купив их, он не спешил покидать зал. Напротив, с живым интересом делился впечатлениями о каждом предмете с Ли Сином, Ли Маньшэн, Мудань и детьми, рассказывая об их особенностях.
И всё же главным уроком этого собрания для детей оказалось вовсе не искусство распознавания сокровищ. Они впервые увидели, к чему приводит борьба самолюбий, как легко можно потерять больше, чем приобретаешь, и как, используя чужие слабости, можно без особых усилий добиться своей цели.
