Увидев его замешательство, Ян Дэи, с тем самым притворным сочувствием, что веками оттачивали при дворе, наклонился чуть ближе и, понижая голос, как бы по-дружески напомнил:
— Раньше ведь принцесса Цинхуа уже не раз пыталась замолвить словечко за вас. Но Его Величество каждый раз отвечал: мол, у Лю Чана уже есть супруга — не слишком это уместно. Да и сам он подумывал в будущем году, когда объявятся новые цзиньши, подобрать для неё более подходящую пару.
Он вздохнул, словно по-настоящему сочувствовал.
— А потом случилось то… неловкое дело в ванском доме Вэй как раз на Праздник драконьих лодок. Несколько дней принцесса даже не могла явиться ко двору — не тот был момент. Старшая принцесса Канчэн тоже решила повременить и не торопить императора с этим вопросом.
Он выпрямился, лицо его вновь озарилось широкой улыбкой.
— Но теперь… теперь всё сложилось как нельзя лучше. Императрица взяла дело в свои руки. Это и есть наилучший расклад — надёжный, благословлённый, неоспоримый. Возвращайтесь с миром, господин Лю. Уверен, не пройдёт и половины месяца, как указ о дарованном браке будет издан.
Глухой удар разнёсся в голове, словно гонг в пустом зале.
Всё вокруг на мгновение померкло. Перед глазами вспыхнули ослепительные белые блики, а затем потемнело. Голос Ян Дэи звучал будто сквозь толщу воды: губы двигались, лицо сияло, но смысла не было. Ничего не было — ни слов, ни воздуха, ни опоры под ногами.
Как?
Что пошло не так?
Где именно он ошибся?
Он машинально протянул руку и схватил край рукава евнуха, пальцы сжались с отчаянной силой.
— Я… — голос был хриплым, вырванным из глотки. — Те, кто передавал дары… что они сказали вам, господин управляющий? Я… прошу… что именно вы от них услышали?
На пухлом, налитым здоровьем лице Ян Дэи не дрогнуло ни единой черты — всё так же сияющее, довольное, безмятежное. Он лишь радостно рассмеялся, словно поздравлял с удачей старого друга:
— Ай, да что вы так беспокоитесь? Главное ведь — дело сделано. Всё уже решено, и, если не случится чего-то из ряда вон выходящего — ничто не изменится.
Он похлопал Лю Чана по плечу, словно тот был молодым женихом, застенчиво вздыхающим под свадебным балдахином.
— Возвращайтесь скорее, господин Лю. Пора готовиться. Мы уж тут с нетерпением ждём, когда поднимем чаши за вашу радость!
С этими словами Ян Дэи обернулся и, не дожидаясь ответа, заскользил прочь, оставив Лю Чана стоять в одиночестве — ошеломлённого, опустошённого, как человек, которому прочли приговор, но сделали это с улыбкой.
Ян Дэи вновь скрылся за мрачными стенами дворца. Прошёл через несколько внутренних дворов, обогнул павильон с густыми глициниями, и, дойдя до укрытого от глаз уголка сада, остановился.
Из-за пышной цветущей изгороди вышла женщина — в ярко-алой одежде хуфу, с высоко поднятой головой и лёгкой усмешкой на губах. Это была она — принцесса Цинхуа.
— Благодарю, управляющий, — произнесла она негромко, но отчётливо, слегка приподняв брови, и в голосе её скользнуло удовлетворение.
Ян Дэи расплылся в услужливой улыбке, глаза его превратились в тонкие щёлки от бесконечных поздравлений:
— Поздравляю, поздравляю, принцесса! Всё прошло как по маслу!
Цинхуа лишь чуть заметно улыбнулась — коротко, почти холодно. Без лишних слов она ловко вложила ему в рукав небольшой свёрток. Всё — без спешки, без взглядов, точно отрепетированный жест. Затем она выпрямилась, грациозно развернулась и, ни разу не оглянувшись, скрылась в глубине аллей.
Ход партии был сделан. Следующий ход — уже не за ней.
“Решено окончательно, без возможности изменения…”
Значит, изначально всё вовсе не было решено? Значит, это он — сам, своей поспешностью, своей нетерпеливой верой, — всё испортил, всё сам и запечатал?
Как такое возможно?
Императрица никогда не была той, что берёт дары и ничего не делает. Не будь она надёжной, он с Пань Жун никогда бы и не подумали искать у неё покровительства. В этой истории что-то было… не так. Явно кто-то вмешался. Кто-то извратил смысл, подменил суть, подтолкнул всё к неправильному исходу.
Он не знал, кто — но чья-то рука явно сыграла в тени.
Лю Чан стоял, уставившись в угол дворцовой стены, где в тени пышно разросся зелёный, сочный мох. Он глядел на эту влажную зелень, как на нечто живое — и чужое. Мысли гудели в голове, разрываясь, как нити.
Внезапно он рванулся вперёд и со всей силы наступил на мох, раздавив его каблуком, словно хотел стереть с лица земли собственное бессилие. Мох расползся под подошвой, утратил форму, расплылся в грязный силуэт — как и всё в этом дне. Его лицо исказилось, он резко повернулся и пошёл прочь.
У ворот его ждал верный слуга — Цюши. Увидев искажённые черты господина, тот чуть попятился: в глазах Лю Чана плескалась злоба, готовая вырваться наружу.
Но всё же Цюши собрался с духом и тихо, почти шёпотом, напомнил:
— Господин… может, подождём ещё немного? Люди из дворца благородной супруги ещё не выходили… вдруг есть шанс? Может, ещё не всё потеряно…
— Ждать больше незачем. — холодно произнёс Лю Чан.
Что ещё было ждать? Дворец благородной супруги он задобрил на случай, если что-то пойдёт не так. Настоящую ставку он делал на императрицу. Именно она должна была взять всё в свои руки.
И теперь, когда она уже всё решила, выстроила, утвердила, — кто такая благородная супруга, чтобы перечить? Пусть даже она могущественна, пусть имеет влияние, но не настолько, чтобы в одиночку пойти наперекор сразу императрице, старшей принцессе из Канчэна и дому вана — ради него, ради незначительной уступки в виде шёлкового балдахина.
Нет, в этом он не питал иллюзий. Расклад был ясен.
Все же Лю Чана немного жаль, родители изломали его в угоду своим выгодам, любящая семья очень много значит для человека