Эти слова подействовали на госпожу Доу сильнее, чем любой уговор. Не просто соперница. Принцесса. Представительница императорского рода. А если ещё и с обидой… Это уже не личная ссора, а политическое поле с минами под ногами.
Неприязнь в чертах госпожи Доу тут же рассеялась. В её голосе прозвучало и понимание, и защита:
— Хорошо, что предупредила. Сиди здесь, и не высовывайся. Я сама пойду, разберусь, что там и кто. Не переживай — всё уладим.
Развернулась, уже делая шаг, но всё же обернулась, кивнув строго:
— Не двигайся отсюда.
Барышня Сюэ была крайне разочарована.
— Но ведь только одним глазком взглянуть… Я просто хотела посмотреть, как там госпожа Ли…
Однако под взглядом матери — твёрдым и холодным, как заострённый клинок, — она потупилась, прикусила губу и с неохотой повернулась к Мудань:
— Тогда я останусь с сестрой Хэ. Вместе подождём…
Она сжала Мудань за руку, уже не так восторженно, но всё ещё тепло. Мудань кивнула ей благодарно, сдерживая дрожь.
Опасность близко, но пока миновала. Пока.
Она опустилась на край расстеленного ковра, глядя в сторону, где медленно сгущалось напряжение.
И молилась, чтобы Цинхуа не обернулась.
Две девушки затаились за ширмой и, затаив дыхание, наблюдали через узкий просвет между створками. Госпожа Доу, во главе нескольких женщин, с серьёзным лицом и выпрямленной спиной шагнула вперёд. Они приблизились к толпе и, остановившись у самого края, обменялись несколькими словами с собравшимися. Толпа постепенно расступилась, открывая происходящее в центре.
На земле, на траве под ивами, неподвижно лежала девушка — та, что упала с лошади. Лицо её было мёртвенно-бледным, тело будто обмякло, и ни один мускул не дрогнул. Ли Маньшэн, склонившись рядом, сосредоточенно проверяла её дыхание и пульс, движения её были уверенными, но не резкими. У ног лежавшей, с выражением паники и отчаяния, сидела девушка в алой хуфу — очевидно, подруга или родственница. Она вцепилась пальцами в подол своей одежды, не сводя глаз с Ли Маньшэн, словно от той зависела вся её надежда.
И тут — вспышка.
Молодая женщина в зелёной хуфу, с лицом, искажённым возмущением, выскочила вперёд. Она с яростью ткнула в сторону принцессы Цинхуа и заговорила взволнованно, с обвиняющей дрожью в голосе. Её слова разносились по кругу — в них слышались и боль, и справедливый гнев.
Принцесса Цинхуа стояла чуть поодаль, возвышенно, с лицом безмятежным, как лотос на тихой воде. В ответ она чуть склонила голову и что-то негромко произнесла — с видом невинной растерянности.
Но это только подожгло пламя.
Девушка в зелёном взвизгнула, в её руке сверкнул кнут — она со всего размаха взмахнула им, целясь прямо в лицо принцессы. Остальные закричали, бросились вперёд, чтобы остановить её. Кто-то попытался перехватить плеть, кто-то схватил её за руку — всё смешалось, послышался вскрик, захлопали копыта, и в воздухе повисло напряжение, как перед бурей.
А принцесса Цинхуа…
Она не двинулась с места.
Стояла всё так же — прямо, спокойно, с чуть приподнятым подбородком. Ни страха, ни смущения, ни даже тени раскаяния на лице.
Только холодное превосходство.
Будто весь этот переполох — не более чем пыль на её сапогах.
Барышня Сюэ, уже узнавшая, кто такая принцесса Цинхуа, не унималась от любопытства. Она всё пыталась выведать у Мудань, что же за вражда стоит между той и знатной принцессой, но та оставалась немногословной, не выдавая подробностей. Взглянув теперь на девушку в зелёной хуфу, что только что едва не хлестнула плетью по лицу самой Цинхуа, барышня Сюэ изумилась:
— Она ведь, наверное, тоже принцесса, да? Раз посмела поднять кнут на другую…
Мудань спокойно ответила:
— Возможно. — И отвернулась, будто эта сцена не трогала её вовсе.
Но на самом деле она прекрасно помнила эту зелёную фигуру — видела её ещё в тот день, когда в шатре старшей принцессы Канчэн собрались знатные дамы смотреть на состязания. Тогда девушка в зелёном носила изысканный венец, сплетённый из тончайших золотых нитей, и сидела рядом с Цинхуа, шепчась с ней вполголоса, — как давние подруги, делящиеся тайнами.
А сегодня — змея и мангуст. Что ж… у дворцовых милостей всегда острые края.
Мудань не могла сказать точно, кто она такая, но знала одно: та, что лежит сейчас на траве, — явно ниже по положению, чем принцесса Цинхуа. Иначе той бы не позволили так бесцеремонно смотреть на случившееся — с высоко поднятым подбородком и без малейшего следа тревоги.
Цинхуа никогда не бьёт в лоб. Она делает так, чтобы другие сами оступились.
Мудань опустила взгляд. Где-то в груди зашевелилось нехорошее предчувствие.
Вскоре кто-то принёс самодельные носилки. Девушку, упавшую с лошади, осторожно, почти трепетно, подняли и уложили на них. Та, в зелёной хуфу, всё ещё пылая негодованием, позволила себя увести лишь с усилием. На прощание она метко плюнула в сторону принцессы Цинхуа — яростно и без прикрас. А потом, обернувшись к Ли Маньшэн, сдержанно поклонилась в знак благодарности. Забрав с собой девушку в алой одежде и десяток сопровождающих, она молча пошла следом за носилками, уводя их прочь — обратно в сторону столицы.
Цинхуа же будто ничего и не было. Лицо её вновь озарилось безмятежной, лучезарной улыбкой — та самой, за которую её любили одни и ненавидели другие. Не теряя ни капли светской учтивости, она шагнула ближе и с беззаботной непринуждённостью завела разговор с Ли Маньшэн и госпожой Доу. Мудань не слышала слов, до неё доносился лишь мягкий перелив голосов, но по лицам — особенно по тому, как невольно дёрнулись брови у обеих женщин — было видно: им это общение в тягость.
Вежливые улыбки, сдержанные ответы — а за ними таится явное нежелание продолжать.
Но принцесса Цинхуа, словно, не замечая ни отстранённости, ни холодка в глазах, с видом хозяйки уверенно повернула к их стоянке, к месту, где только что так весело шумела женская пирушка.
Как коршун, решивший, что чужое гнездо — ничем не хуже своего.
У Мудань екнуло сердце. Неужели всё же не избежать? — подумала она.
Судьба настигала, как порыв ветра в спину — внезапно, без предупреждения. Она сжала пальцы в кулак. Ну и пусть. Раз уж не обойти — встречу прямо. Разве я всю жизнь буду прятаться?
Тётушка Фэн и Юйхэ переглянулись, мгновенно без слов поняв друг друга, и, не подавая виду, шагнули ближе, тихо окружив Мудань с двух сторон. Та облегчённо выдохнула и, натянув лёгкую улыбку, тихо проговорила:
— Ничего. Сегодня при таком-то количестве народу, если мы будем достаточно осторожны — она не посмеет пойти на откровенный шаг.
Говорила она спокойно, но сердце глухо бухало в груди. Образ той девушки, что только что рухнула под копыта лошади — и всё это на глазах у десятков — не шёл из головы. Та тоже, наверное, думала, что в толпе будет в безопасности…
В этот самый миг за ширмой раздались лёгкие шаги.
Принцесса Цинхуа, величественная, как сама весна в золоте, уже приблизилась вплотную. Её тонкие туфли шуршали по траве.
Одна тень — и занавес между ними больше не существовал.
