Смутившись, она поспешно свернула свиток с чертежами, аккуратно перевязала его шёлковой тесьмой и, прижав к груди, вышла в предвечерний свет. Во дворе уже царила тёплая, мирная суета: вся семья собралась, кто-то вполголоса шутил, дети беззаботно смеялись, и никто даже не заикнулся о том, что проголодался.
Лёгкая тень неловкости скользнула по её лицу, но тут же рассеялась в искренней улыбке.
— Всё моя вина, — сказала она мягко, поклонившись. — Заставила отца с матерью, братьев и невесток так долго ждать.
Но в её голосе звучало уже не смущение, а тёплое участие — как у той, кто чувствует себя частью семьи, но и всё больше становится её гордостью.
С тех пор как задумка третьей невестки Чжэнь выдать Мудань за своего родного брата рассыпалась в прах, да ещё и после того, как её за это пригвоздила госпожа Цэнь, у неё на сердце затаилась обида, и глядеть на Мудань она стала как-то косо. Лишь когда та приобрела собственное поместье и надел земли, настроение госпожи Чжэнь слегка потеплело.
И вот теперь, как только Мудань вошла с плотно свернутым в руку свитком, госпожа Чжэнь первая всё это заметила и поспешила навстречу, с улыбкой протягивая руки:
— Ай да, у нас, оказывается, не просто красавица, а ещё и талантливая! Дань`эр, ты, значит, всё это время рисовала — хоть покажи, что же за диво ты там вывела?
Мудань чуть склонила голову, сдержанно улыбнулась, и без лишних слов передала ей свиток. Та развернула его, повертела, глаза округлились — но в чертежах и замыслах сада она ничего не поняла.
Немного смущённо хихикнув, она передала свиток пятой невестке Чжан и другим невесткам:
— Ну и ну! Смотрите сами, девоньки, может, хоть вы поймёте, что это за штуковина. У меня вот хоть глаз выколи — ровным счётом ничего не разобрала!
Барышня Чжан и остальные невестки тоже подошли взглянуть. Увидев на бумаге разбросанные то тут, то там очертания, далёкие от привычного глазу пейзажной живописи, они, хоть и были в замешательстве, но — в отличие от невестки Чжэнь — не стали потешаться над Мудань.
Сама же Мудань, видя насмешку в глазах невестки Чжэнь, и не подумала сердиться. Она ведь давно была готова к тому, что над её замыслами посмеются.
Эрлян мельком окинул свиток взглядом и вдруг кое-что уловил. Пожалуй, вот тут — стена, а там, по всей видимости, холм. Вот, кажется, постройка, а это — ручей с прудом, беседкой и мостиком. Конечно, рисунок был выполнен предельно просто и наивно, даже несколько нелепо… Но, вспомнив, что сестрица вовсе и не обучалась этому делу, он не стал ни насмехаться, ни язвить.
— Дань`эр, — спокойно спросил он, — и как ты это себе дальше представляешь?
Мудань подняла голову и серьёзно ответила:
— Я хочу попросить братьев разузнать, кто в столице считается лучшим в садовом мастерстве. Не просто искусным, а, чтобы создавал по-настоящему утончённые, изысканные сады. Я бы хотела, чтобы такой мастер взглянул на мой набросок, помог доработать его. А уж потом начнём готовить землю, камень, дерево — и чем скорее приступим к делу, тем лучше.
Хэ Чжичжун протянул руку и взял свиток, развернул его перед собой, прищурившись, позвал Мудань подойти ближе — чтобы та, указывая пальцем, сама объяснила, где и что, как планируется проложить ручей, где возвести горку, как расположить павильон и мостик. Он почти не интересовался художественной стороной замысла, его заботило лишь одно — соблюдает ли дочь предписания, о которых говорил приглашённый даос геомант. Убедившись, что Мудань была прилежной ученицей, и всё располагала в соответствии с правилами Инь и Ян, он лишь кивнул и не стал больше вникать в детали.
— Ладно, — сказал он, сворачивая свиток, — завтра попрошу твоего старшего брата заглянуть к вашему двоюродному брату из семьи Ли. Пусть тот узнает, кто ныне в столице мастер по этой части.
Госпожа Цэнь, всё это время молча слушавшая, тут же возразила:
— Ну зачем обязательно всё через Ли? Я ещё несколько дней назад уже начала наводить справки. Говорят, при храме Фашоу в Пинфане живёт один монах по имени Фуюань, он в таких делах толк знает, лучший в этом ремесле. Слышала, сад у самой принцессы Фуцзя — его рук дело. Послезавтра в Фашоу как раз будет мирская проповедь, там и народу собирается изрядно. Вот я и подумала — возьМудань`эр с собой, да и попросим его о помощи.
Хэ Чжичжун нахмурился, видимо, всё ещё сомневаясь:
— Он ведь для самой принцессы сад устраивал, вряд ли захочет взяться за дело простых людей вроде нас. Эти монахи-искусники любят кичиться тем, что занимаются делами “возвышенными”, и едва ли станут мараться за деньги. Для них это будто бы умаляет достоинство. У нас хоть и есть средства, но перед такими всё равно станешь выслушивать высокомерные речи. Не то что Ли Син — тот, с титулом младшего брата императора, где бы ни появился, к нему всяк с почтением…
Госпожа Цэнь спокойно возразила:
— Говорят, он вовсе не так уж надменен. Но как оно есть на деле — узнаем лишь, если сами попробуем. Всё равно идти надо, а уж если не выйдет — тогда и подумаем, кого другого искать.
С тех пор как семья Ли окончательно дала понять, что не желает родниться с Хэ, Ли Син тоже давно не показывался. Госпожа Цэнь это прекрасно понимала: в делах лучше сперва надеяться на себя, чем ходить с поклоном — только вызовешь лишние насмешки.
Мудань, уловив, о чём думает приёмная мать, поспешила поддержать её и, видя, что отец готов снова завести спор, весело улыбнулась:
— Матушка права. Попробовать всё равно стоит. А вдруг всё обернётся удачей?
Хэ Чжичжун больше не стал спорить — раз уж жена с дочерью решили взяться за это дело, пусть и пробуют, как знают.
