Мудань с облегчением вздохнула, заметив, как Ли Син ловко перевёл разговор на другую тему. Она сразу почувствовала, как спадает напряжение, и с лёгкой улыбкой заговорила:
— Я недавно купила участок земли у Жёлтого канала усадьба и несколько му земли. Думаю, обустроить там сад. Посажу пионы… — голос её зазвенел, словно она сама представила себе будущие цветы, — как у Цао, того самого, помнишь? Хозяина знаменитого пионового сада.
Она нарочно пригласила одного опытного мастера по устройству садов — хотела попросить его совета и помощи в проектировании. Сегодня и пришла, чтобы повидаться с ним.
Ли Син сразу заметил, как, едва Мудань заговорила об этом, с её лица исчезла вся осторожность и сдержанность. В глазах вспыхнул живой огонь, голос зазвучал ясно, весело. Очевидно, тема её действительно вдохновляла. Он не мог не улыбнуться:
— И что ж, удалось пригласить?
Мудань кивнула с радостью:
— Мастер Фуюань оказался удивительно прост в общении. Я показала ему свои чертежи, и он нисколько не посмеялся — напротив, внимательно изучил. Завтра пообещал съездить на место, осмотреть всё своими глазами, а после этого уже составит подробный план. Когда всё будет готово — я обязательно позову тебя посмотреть.
Ли Син с лёгкой усмешкой, в которой чувствовалось больше, чем просто вежливость, произнёс:
— Я буду ждать.
Потом, с лёгкой улыбкой, добавил:
— А как ты назовёшь сад?
Мудань чуть смутилась. Сказать прямо, что хочет назвать его «Пионовым садом», показалось ей слишком просто — и она, опустив глаза, проговорила:
— Назвала его Фанъюань. Сад ароматов.
Ли Син рассмеялся мягко:
— Среди всех цветов лишь пион царственен по-настоящему. Фанъюань — вполне достойное имя.
Мудань слегка смутилась, моргнула:
— Только что настоятель сказал мне, что здешние пионы цветут особенно хорошо. Надо бы посмотреть.
Сказав это, она тут же присела и склонилась к цветам, внимательно изучая кусты. Когда её взгляд упал на основание стеблей, она заметила у корней множество молодых побегов. Увидев это, Мудань сразу решила: во что бы то ни стало осенью достанет несколько таких отростков и обязательно привьёт у себя в саду.
Ли Син стоял чуть поодаль, наблюдая, как она с увлечением разглядывает цветы. И вдруг, словно между прочим, произнёс:
— А ты знаешь? Принцесса Цинхуа очнулась. Позавчера — императорский указ о браке уже был официально провозглашён.
Мудань резко подняла голову, нахмурилась:
— А с раной у неё всё в порядке? Неужели, даже если она осталась парализована, императорская семья всё равно силой выдаст её замуж за Лю Чана? Если это правда, Лю Чэнцай, этот сановник, ему только и останется, что потерять лицо. Единственный наследник, а ему сватают такую с неясным будущим… Пусть она хоть и принцесса, но это уже за рамками.
Ли Син рассмеялся:
— Говорят, особых повреждений нет. Ну, разве что… ходит теперь немного прихрамывая.
Мудань не удержалась, хихикнула, не слишком стараясь быть учтивой:
— «Ходит немного прихрамывая» — ты только послушай, что за формулировка…
Вдруг до их слуха донёсся тихий голос Юйхэ:
— Госпожа.
Оба, как по команде, обернулись. По дорожке к ним шла госпожа Цэнь — лицо её хранило не самое благосклонное выражение. Рядом, с чуть нахмуренными бровями, следовала тётушка Фэн.
Ли Син среагировал мгновенно: с лёгкостью и достоинством шагнул вперёд, опустился в почтительном поклоне:
— Желаю тётушке здравия. Младший племянник только что сопровождал Его Высочество вана Нина в лазарет — раздавали подаяние, совершали благие дела. Услышал, что тут водятся журавли из Хуатина, вот и пришёл взглянуть. Неожиданно встретил двоюродную сестру. Хотел было подойти, поклониться, да только узнал, что вы с мастером Хуэйшэном обсуждаете важное, вот и подумал, что лучше немного погодить.
Госпожа Цэнь медленно скользнула взглядом по Ли Сину, потом по Мудань. Лица их были спокойны, но как ни крути — они и вправду смотрелись как пара: изящная, достойная, гармоничная. Жаль лишь, что…
Хотя Ли Син говорил ровно и с благопристойной учтивостью, верить всему, что он сказал, ей не хотелось. Но и придираться просто потому, что ей что-то не по нраву, она была не из таких женщин. Вздохнув про себя, она сменила выражение лица, и, уже мягко, с приветливой ноткой, поинтересовалась:
— О чём вы тут так усердно говорите?
Мудань, заметив, что наморщенные брови госпожи Цэнь разгладились, тихонько выдохнула с облегчением и, с лёгкой улыбкой, ответила:
— Обсуждали, как принцесса Цинхуа, наконец-то, добилась своего и выходит замуж в семью Лю.
Госпожа Цэнь, видя, как непринуждённо улыбается и держится Мудань, поняла: та и вправду более не держит в себе прежних обид, и прошлое оставила за спиной. Потому и сама невольно смягчилась, кивнула с лёгким интересом:
— Ну-ка, расскажите мне и впрямь. Что там произошло?
— Есть, — с почтительным кивком ответил Ли Син и начал обстоятельно рассказывать:
— Когда принцесса Цинхуа пришла в себя… Первое, что она сделала, было вовсе не плач или истерика, как можно было бы ожидать.
Он чуть улыбнулся, поднимая бровь.
— Она велела позвать Лю Чана. Во дворце к тому времени уже собрались люди: и из ванского дома Вэй, и приближённые из внутреннего дворца— все пришли навестить её. И вот, при всех, она потребовала, чтобы Лю Чан подошёл ближе. А как только он склонился к ней — она схватила его за воротник.
Госпожа Цэнь с интересом вскинула брови.
Ли Син сдержанно, но с оттенком иронии продолжил:
— И прямо перед всеми — при придворных, при ванской свите, при сановниках, — она, глядя ему в глаза, холодно спросила: если бы она осталась парализованной, отказался бы он от неё? Станет ли презирать её? Нарушит ли брачное обещание?
Хотя формально между ними и не было официальной помолвки, и говорить о каком-либо «разрыве» брака было бы преждевременно, Лю Чан всё же прямо, на глазах у всех, без всяких колебаний ответил:
— Не откажусь.
С тех пор вокруг него будто бы переменился ветер. За каких-то пару дней Лю Чан вдруг засиял в глазах людей новым светом — превратился в образец благородства и преданности, мужчину с твёрдым сердцем, что не бросает избранницу в беде.
А ещё до того, как был зачитан императорский указ о пожаловании брака, Лю Чан успел и официальную должность получить — стал помощником начальника в Сыноньсы, управлении по сельскому хозяйству, с рангом чуть ниже шестого.
Конечно, не обошлось и без ропота. Кто-то за спиной открыто шептал, что Лю Чэнцай, его отец, слишком рьяно стремится примазаться к знатной крови, и ради этого готов пожертвовать чем угодно — даже достоинством.
Госпожа Цэнь при этих словах усмехнулась с холодком:
— Вот уж поистине — все остались довольны. Что ж, пусть теперь живут так, как им мечталось.
Мудань лишь улыбнулась, легко взяла госпожу Цэнь под руку и повела её к выходу:
— Невестки, наверно, уже заждались. А я, признаться, тоже хочу расспросить — кто здесь, в храме, отвечает за эти пионы? Хочу договориться заранее насчёт молодых побегов. Осенью хорошо бы их забрать для прививки.
Прежде чем госпожа Цэнь успела что-либо ответить, Ли Син уже заговорил сам:
— Что в этом трудного? Достаточно сказать об этом мастеру Хуэйшэну.
Он говорил непринуждённо и с лёгкой улыбкой, но уже в следующую секунду, собрав руки в приветственном жесте, почтительно склонил голову:
— Прошу простить, тётушка, Мудань. У меня ещё остались дела — не могу сопровождать вас дальше. Сейчас зайду к мастеру Хуэйшэну, передам слова насчёт цветов, и на этом попрощаюсь. К невесткам впереди идти не буду — уж не обессудьте.
Госпожа Цэнь про себя сочла это разумным. Народ там собрался разный, рот на рот не приходится. А если Ли Син и Мудань вместе появятся среди невесток, те ещё, чего доброго, начнут отпускать неподобающие шуточки — и ей, и им потом неловко будет.
Потому она лишь кивнула:
— Делами занимайся, не беспокойся о нас. К мастеру Хуэйшэну мы и сами подойдём, он нас знает. Если будет время — загляни домой. Твой дядя, и двоюродные братья — все вспоминают о тебе.
Ли Син слабо улыбнулся, не стал настаивать на своём. Почтительно поклонившись, он развернулся и спокойно ушёл по дорожке, не оглядываясь.
Госпожа Цэнь велела молодому послушнику сходить за мастером Хуэйшэном и передать ему просьбу Мудань. Тот самый полный монах, как всегда добродушный, воспринял это без всякого удивления и, даже не задумавшись, ответил:
— Что за труд? Разве это сложно? Только, признаться, наши пионы в храме давно славятся — на них всегда глаз положен. Потому много дать не смогу — самое большее, четыре побега. Прошу благородную госпожу понять и не держать зла.
О цене не сказал ни слова.
