Невдалеке, рядом с чайным столиком, неподвижно сидела Бишуй. Её руки, белые, изящные, ловко и грациозно двигались — она умело управлялась с чайным котелком, серебряной ложечкой, щипцами из бамбука, — и всё же видно было, что мысли её далеки. Краем глаза она украдкой наблюдала за Ли Сином. Тот сидел с нахмуренным лбом, взгляд его был затуманен и печален. Бишуй сдерживалась, не желая тревожить, но наконец не выдержала и, мягко нарушив тишину, спросила:
— Молодой господин, всё ли прошло благополучно сегодня на службе?
Ли Син всегда был добр со слугами. Даже в дурном настроении никогда не позволял себе грубостей. И потому, хоть мысли его витали где-то далеко, он всё же спокойно ответил:
— Всё в порядке.
Бишуй хотела было задать ещё один вопрос — что же всё-таки произошло? — но он уже перебил её:
— Как чай будет готов, принеси, — сказал он устало. — А потом иди, поешь. Оставь меня одного. Хочу побыть в тишине.
Бишуй на миг замерла, затем безмолвно поставила фарфоровую чашу на чайный столик перед Ли Сином. Аккуратно поправила тлеющую спираль аромата, что отпугивала комаров, молча склонилась в почтительном поклоне и тихо вышла.
Лишь оказавшись посреди двора, она заметила, как у ворот стояла Чжэньлун — служанка при госпоже Цуй. Завидев Бишуй, она махнула ей рукой, призывая подойти.
Бишуй степенно подошла, с улыбкой сделала поклон:
— Сестрица Чжэньлун.
Чжэньлун улыбнулась в ответ:
— Госпожа своими руками сварила для молодого господина вонтоны, велела мне принести. Как он сейчас, не знаешь?
Бишуй с досадой вздохнула:
— Лежит в чайной, пьёт чай. Не велит нам находиться рядом, сидит в одиночестве, глядит в сад, словно бы сам не свой… Ты не слышала, что с ним?
Чжэньлун вздохнула и, оглянувшись по сторонам, негромко ответила:
— Да что уж там… всё из-за той самой истории.
Бишуй нахмурилась ещё сильнее.
Чжэньлун передала ей поднос:
— Ладно, я пойду доложу госпоже. Ты уж постарайся, присмотри за ним хорошенько.
Бишуй приняла поднос, постояла с ним в молчании, словно колеблясь, затем крепко сжала губы и направилась обратно к чайной. Голос её был тих, но исполнен заботы:
— Молодой господин… госпожа прислала вам поесть.
— Оставь, — откликнулся Ли Син негромко, не поднимая взгляда.
Бишуй просияла, хоть что-то. Она тут же поднесла к нему дымящуюся чашу:
— Молодой господин, это госпожа сама готовила для вас. Аромат дивный, просто не передать словами. Пока горячее отведайте.
Он ничего не сказал в ответ. Лишь молча взял палочки и, склонившись над чашей, стал есть. Ни слова, ни жеста только тяжёлое молчание, в котором, казалось, дрожал каждый вдох.
Съев до последней ложки, он аккуратно отложил палочки и произнёс, всё тем же приглушённым, сдержанным голосом:
— Убери. Если из усадьбы вана Нина придут вести — немедленно дай знать.
Скоро ворота квартала закроются — какие уж теперь вести? Бишуй теребила пальцы, собираясь с духом, чтобы сказать хоть слово утешения… но лишь тяжело вздохнула и, опустив глаза, бесшумно вышла, унося с собой пустую чашу и нарастающую тревогу.
Чаша горячих вонтонов с тонким, насыщенным вкусом растеклась в груди теплом, и Ли Син почувствовал, как не только тело, но и душа немного отпустила. Он откинулся назад, постукивая пальцами по чайному столику, и, глядя в темнеющее окно, начал размышлять.
Родители не принимали Муданьи не из-за антипатии, а потому что желали ему великого будущего, высокого пути. Но что ж…. он пойдёт этим путём сам, шаг за шагом, упорно, без опоры на род жены. Он докажет им: даже без помощи влиятельного тестя он способен достичь высот, стать человеком, о котором заговорит весь Чанъань.
И когда его имя зазвучит при дворе, когда слава и заслуги станут неоспоримы, тогда — он знал — родители перестанут глядеть на Мудань с предвзятостью. И станет уже неважно, разрешится ли супруга вана Нина благополучно, родит ли наследника — его путь будет выстроен не вокруг других, а опираясь на собственные достижения. Он не спешил, не рвался вперёд — напротив, собирался шаг за шагом возводить собственное имя.
Ночь, как тёмная тушь, медленно сгущалась. Редкие звёзды холодно мерцали в вышине. Ветер приносил нежный аромат жимолости — лёгкий, сладковатый, как тихая радость. Разобравшись с мыслями, Ли Син потянулся, расправляя плечи, и, наконец, с неожиданной живостью крикнул:
— Бишуй! Пусть принесут мне воды для омовения. Хочу смыть с себя этот день.
Ночь была длинной и безмолвной. Небо ещё не начинало светлеть, и даже утренние барабаны, возвещающие начало дня, ещё не пробудились от сна, как Ли Син уже открыл глаза.
Со сдвинутыми бровями он поднялся, накинул верхнюю одежду и неслышно подошёл к окну. Распахнув створку, он увидел над собой реку звёзд — яркую, неземную, как высыпанная по небу россыпь драгоценностей. В эту ночь Млечный Путь сиял с особенным великолепием, и Ли Сину показалось, что это добрый знак.
Он решительно подумал: нужно отправить ту жемчужину.
Встреча с ваном Нином требовала безупречного вида. Он тщательно привёл себя в порядок, надел торжественное облачение, пригладил волосы и, когда вышел к покоям родителей, небо ещё хранило предрассветную тьму — на часах было пятое утро, третий барабанный час.
На ладони у него покоилась жемчужина — совершенной формы, золотистая, с мягким, почти сказочным сиянием. В свете свечей она мерцала, как солнечный луч, заключённый в каплю.
Ли Юань долго смотрел на неё, поражённый:
— Такая жемчужина непременно придётся по сердцу ее высочеству… — промолвил он, кивая с восхищением.
Но затем перевёл взгляд на сына, прищурился и добавил с недоверием:
— Ты ведь давно её приберёг, не так ли? Почему только сейчас показываешь нам? Что ты на этот раз задумал, а?
Услышав слова сына, госпожа Цуй тут же отложила палочки и, нахмурившись, бросила на Ли Сина тяжёлый взгляд, в котором ясно читалось недовольство. Лишь Ли Маньшэн, как ни в чём не бывало, продолжала спокойно доедать свой рис, будто происходящее её не касалось.
Ли Син улыбнулся сдержанно, но уверенно:
— Ничего особенного, матушка. Просто хочу заслужить ещё несколько по-настоящему весомых заслуг, чтобы Его Высочество доверил мне более важные поручения.
Ли Юань задумался, взгляд его стал прищуренным, в голосе прозвучала лёгкая насмешка:
— Раз у тебя такой настрой, мы с твоей матерью можем быть спокойны.
Ли Син ответил серьёзно, с почтением:
— Сын ни за что не посрамит вас.
Отец и сын вместе вышли из покоев. Едва они спустились с каменных ступеней с узором “жуи”, как навстречу им, бледная как полотно, выбежала одна из старших тётушек-служанок, запинаясь на бегу:
— Из усадьбы вана… пришли! Её высочество… скончалась!
Взгляды Ли Сина и Ли Юаня встретились — в них одновременно вспыхнуло изумление.
Сердце Ли Сина забилось как бешеное, гулко и неуправляемо. Он заранее решил, что не станет просить у вана руки Мудань именно сейчас, в это тревожное время. Но смерть его супруги всё меняло. Это была буря, чьи последствия предугадать было невозможно. Одно лишь было ясно:
Какое бы решение ни грело его сердце, теперь, по крайней мере, в ближайшее время, у вана Нина уж точно не будет ни сил, ни желания заниматься чьими-либо брачными делами.
