Вечер — одно из самых прекрасных времён летнего дня. В прибрежных зарослях уже зазвучали протяжные и прерывистые голоса сверчков, нарастающие и затихающие, словно зов природы к покою. Лёгкий ветер скользил над рисовыми полями, заставляя стебли шептаться друг с другом, наполняя воздух чистотой и прохладой. Ехать верхом навстречу закатному солнцу, чувствуя на лице тёплый ветер и вдыхающую свежесть, — что может быть отраднее для души?
Мудань обратила свой взор в сторону. В двух конских корпусах от неё, неспешно, но ровно и грациозно, восседая в седле, ехал Цзян Чанъян. Он уверенно вёл своего коня, не позволяя ему ни замедлить, ни ускорить свой шаг. Его тёмно-синяя одежда, почти сверкающая в последних лучах солнца, и вороной конь под ним создавали яркое, но удивительно гармоничное сочетание.
На фоне лазурно-затуманенного неба и сочной зелени полей, залитых последними лучами солнца, в это мягкое, погружающееся в сумерки время, Цзян Чанъян выглядел особенно заметно. Однако он был вписан в окружающий пейзаж с изысканной гармонией.
Между ними было несколько шагов, но расстояние это не отдаляло — напротив, оно создавало чувство уместного присутствия.
Она и не думала раньше, что яркие цвета ему так к лицу.
В представлении Мудань он всегда носил лишь сдержанные оттенки — серое, чёрное, в лучшем случае приглушённо-синее. Но и в тех скромных, мрачноватых тонах он никогда не терялся, наоборот — они подчёркивали особую сдержанную силу в его облике, ту внутреннюю стойкость, что чувствовалась без слов. Он был из тех редких людей, кто не нуждается в украшении — одежда на нём лишь сопровождение, не более.
Люди, размышляла она, делятся на несколько видов: одни — что бы ни надели, всё равно остаются тенями своей же одежды, и в них видишь только ткань, а не человека. Другие — те, кому внешний вид придаёт шарм, стоит им подобрать подходящее, и они преображаются. Но есть третий тип — и их немного. Это те, чьё присутствие всегда доминирует, и что бы на них ни было надето, одеяние становится лишь рамкой, не заслоняя сущности. Цзян Чанъян, в её глазах, безусловно относился именно к такому.
И всё же… чем дольше она его наблюдала, тем сильнее в ней росло любопытство. Кто он, в действительности? Каков его род, его путь, его история? Человек с таким достоинством, с такой природной ясностью в глазах — не может быть простым. Но и вельможная пыль на нём не лежала. Всё в нём было иначе.
Цзян Чанъян, частый гость в резиденции влиятельного сановника, человек, который не боится спорить с самой принцессой и при этом пользуется особым расположением вана Фэня. В настоящий момент он оказался в непростых отношениях с управляющим поместья вана Нина. У него было роскошное имение у Фуронъюаня, а также сельское хозяйство неподалёку, где он одинаково мастерски владел верховой ездой, искусством меча и игрой с мячом. Такой выдающийся человек, будь он сыном знатного рода, должен был бы быть широко известен. Однако даже госпожа Доу и её окружение не знали, кто он на самом деле. Более того, им приходилось прислушиваться к словам Мудань. Кто же он, этот человек с редкой харизмой? К сожалению, узнать это открыто было невозможно.
Мудань тихо откашлялась и с учтивой вежливостью начала разговор:
— Прошу прощения за причинённые неудобства, мне искренне жаль, что приходится вас беспокоить. Благодарности говорить излишне, но, если я могу чем-либо помочь — прошу, не стесняйтесь обращаться ко мне.
— Будьте спокойны, если понадобится помощь, я ни в чём не откажу, — слегка улыбнулся Цзян Чанъян, мельком окидывая Мудань взглядом. Сегодня она была одета в яркую одежду — охристо-красный хуфу, подчёркивающий тонкую талию. По сравнению с тем разом, когда она играла в поло, кожа стала немного смуглее, но тело — заметно крепче и здоровее, а дух — бодрее и увереннее. В этот момент она казалась молодой и живой — совсем другой, нежели та госпожа из поместья Лю, которая раньше казалась хрупкой, словно её может сдуть лёгкий ветерок. Действительно, великий дом порой превращает живых людей в тени.
Мудань улыбнулась в ответ, но разговор быстро стих. Это было неизбежно — они были едва знакомы, не имели общих тем. Цзян Чанъян говорил мало, и Мудань не из тех, кто склонен заполнять тишину разговорами ради самой беседы.
Так они молча ехали около того времени, что занимает сгорание одной ладана, пока Цзян Чанъян не заговорил первым:
— Как вы себя чувствуете после того средства от головной боли, что я вам дал в прошлый раз?
Мудань тихо вскрикнула и неуверенно ответила:
— Да, всё хорошо… Голова больше не болела.
Цзян Чанъян кивнул:
— Это радует. Раньше моя мать тоже страдала от сильных головных болей — случалось так, что она совсем не могла заниматься делами. Этот рецепт, хоть и не самый лучший, но был тщательно составлен. Она сейчас принимает только его и уже долго не мучается. Если средство помогает, я могу позаботиться, чтобы вам тоже прислали ещё.
Но Мудань вовсе не принимала тот препарат — на самом деле она просто притворялась больной в тот день и никогда не привыкла принимать лекарства без нужды. К тому же она страшилась есть эти чёрные горькие пилюли. Как же она могла согласиться на такую мазь? Услышав о новой посылке лекарств, она поспешно ответила:
— Нет, не нужно! То, что прислали в прошлый раз, ещё не закончилось, осталось ещё очень много.
Цзян Чанъян с улыбкой заметил в её словах детскую непосредственность, когда она говорила «еще много, еще много». Его губы невольно приподнялись:
— Всё равно лежит у меня без дела, — сказал он мягко, — лучше пусть лекарства достанутся тем, кому действительно нужны. Не стоит отказываться. Если уж очень неудобно — заплатите за них.
Мудань ощутила лёгкий румянец на щеках и, словно раскрывая тайну, не удержалась:
— На самом деле… в прошлый раз я только притворялась больной.
Раз она лишь симулировала недуг и больше никогда не заболевала, то и лекарство естественно не принимала. Цзян Чанъян на мгновение замер, потом расплылся в улыбке:
— Ну что ж, раз так, пусть будет, по-вашему. Ведь лекарства — не всегда благо, порой они больше вредят, чем помогают.
Мудань почувствовала, как напряжение отступает, и спокойно улыбнулась в ответ:
— Но, если уж болезнь настигнет вновь, я непременно попробую это средство.
Сзади тихо, почти шёпотом прозвучал голос Юйхэ, слегка подшучивающий:
— Редко увидишь, чтобы кто-то сам заранее говорил, что собирается заболеть.
Мудань обернулась и ласково улыбнулась Юйхэ:
— Какие там болезни, я ведь не говорила, что на самом деле заболела.
Она знала: если бы рядом не было Цзян Чанъяна и У, Юйхэ, наверняка, сначала с насмешкой «пф-ф» дала бы два раза, а потом добавила бы что-нибудь вроде «без запретов».
Юйхэ, всё ещё недовольная, пробормотала:
— Даже если так, всё равно не стоит так легко бросаться словами.
В этот момент У Сянь вовремя вмешался:
— Верно. Но, надеюсь, вам не придётся на самом деле пробовать это лекарство.
Цзян Чанъян рассмеялся, улыбка его была лёгкой и игривой:
— Хотя, если уж очень хочется узнать, каким на вкус это лекарство — можно и попробовать. В конце концов, знать вкус чего-то — полезно. Пусть даже остальные не ведают об этом.
