В один из вечеров в Малакке, на закате, Чжан Хайянь и Чжан Хайся поругались у самого берега. Причину он уже и не помнил, в памяти остались лишь слова Чжан Хайся:
«Если ты и дальше будешь относиться к опасности так легкомысленно, с улыбкой, как к игре, то, пока враги слабы, всё обойдётся. Но если столкнёшься с чем-то, что выходит за пределы здравого смысла, будь то скрывающийся среди оборванцев великий мастер, или американец, что под видом тупого простака играет в учёного китайца, — ты получишь по заслугам».
И вот теперь Чжан Хайянь «получил по заслугам». Борт судна был слишком высок, забраться наверх он не мог. На берегу уже собралась толпа зевак, пробираться туда тоже было невозможно. Патрульная лодка быстро приближалась. Если бы тогда он просто вернулся в каюту и действовал обдуманно, ничего бы не случилось.
Внезапно в памяти всплыли наставления Чжан Хайци — его приёмной матери, его ганьнян, той самой, что когда-то острыми ножницами рассекла ему подъязычную перепонку, чтобы мальчик «не боялся говорить».
Она учила его: «Когда совершаешь ошибку, не трать силы на сожаления. Делай то, что в данный момент самое правильное. Потому что случившееся уже не изменить».
Он глубоко вдохнул и нырнул. Под водой он плыл быстро, направляясь в сторону открытого моря. У внешней границы порта стояли суда, не решавшиеся заходить внутрь, они ждали, пока малаккская чума утихнет.
Хайянь грёб изо всех сил, и вскоре расстояние между ним и преследователями увеличилось. С корабля начали стрелять, он снова ушёл под воду и плыл так долго, что лёгкие чуть не лопнули. Когда вынырнул, сделал пару судорожных вдохов и тут же снова нырнул — пули свистели прямо над головой.
Далеко за пределами гавани волны становились всё выше, словно качающиеся холмы. Брызги закрывали горизонт, и стрелки на корабле потеряли его из виду. Погоня прекратилась.
Тем временем Хэ Цзяньси только что поднялся на борт судна «Баоэнь», когда сзади, со стороны огромного лайнера, послышался треск петард. Он удивлённо оглянулся и подумал, что, наверное, проводится какой-то обряд, и тут же кто-то, поднимавшийся следом, толкнул его в спину.
«Баоэнь» был старым грузовым парусником, направлявшимся в Сан-Франциско. Две мачты, изорванные паруса и палуба, заваленная ящиками, клетками и домашней птицей. Куры и утки сновали повсюду, их помёт смешивался с солёной водой — вонь стояла невыносимая.
Хэ Цзяньси, упав, приземлился руками прямо в липкий, тёплый, отвратительный куриный помёт. Он вскочил, отчаянно проверяя, не запачкал ли он одежду. Этот короткий сюртук был его самым приличным нарядом, и он берёг его для плавания.
К нему подошёл матрос, проверяя билет.
— Если добавишь ещё один серебряный доллар, — сказал тот, — ночью тебе составит компанию девушка.
Он указал на женщину, прислонившуюся к стопке ящиков. Та смотрела в пустоту безжизненными глазами.
— У неё не хватило одного доллара на билет. Будь человеком, возьми её с собой до Сан-Франциско. Клянусь, если останется в Малакке, погибнет.
Хэ Цзяньси посмотрел на женщину. Она, казалось, уже потеряла всякую надежду. Наверное, ей уже не раз отказали, и теперь в её взгляде осталась лишь безысходность.
Он порылся в кармане, доллар у него был. Хозяин винного склада выдал ему приличное выходное пособие, но жизнь в Сан-Франциско обещала быть дорогой, и расходовать деньги надо было крайне осторожно. Он немного помедлил, потом подошёл к женщине и спросил:
— В Сан-Франциско у тебя есть родные? Есть, к кому идти?
Женщина вздрогнула, словно очнувшись ото сна, выпрямилась и поспешно ответила:
— Да, молодой человек, у меня там брат.
— Я не стану делать ничего неприличного, — спокойно сказал Хэ Цзяньси. — Моя мать всегда учила, что в дороге нельзя помогать кому попало. Но если ты обещаешь вернуть мне этот серебряный доллар, я одолжу его тебе сейчас.
Женщина, казалось, не сразу поняла смысл сказанного, в её глазах мелькнуло изумление, словно она не верила, что кто-то ещё способен на доброту. Через миг она закивала, почти с мольбой:
— Я… я обязательно верну! Спасибо тебе, добрый человек!
Хэ Цзяньси вынул из внутреннего кармана один серебряный доллар, подал его ей, но, не выпуская из пальцев.
— Напиши мне расписку, — сказал он. — И поставь отпечаток пальца.
Женщина опешила.
— Молодой человек, да что ты! Какая расписка, зачем такие сложности? У меня ведь ничего нет… Я, в сущности, вдова. Муж умер. Если тебе нужна компания, я ведь не девица, мне всё равно, — сказала она с грустной покорностью.
Хэ Цзяньси покачал головой:
— Мне не нужна компания. Мне нужно, чтобы ты вернула долг. Только тогда я могу одолжить тебе деньги.
