Госпожа Дун стояла перед растянутой человеческой кожей. Эта кожа отличалась от остальных, была гораздо древнее, почерневшая под стеклом, вся в трещинах. На ней был вытатуирован старинный узор — простейший, одноцветный, почти символический.
— Этой — несколько тысяч лет, — сказала она. — У каждого человека из семьи Чжан есть татуировка, у всех в разных местах. Этот род живёт очень давно. Более тысячи лет назад они создали Западный архив — организацию, занимавшуюся расследованием странных событий в районе Тибета. Позже архивы появились и в других частях страны, они занимались расследованием и устранением необычных происшествий в своих областях. Южный архив стал последним, ему всего шестьдесят с лишним лет.
— Семья Чжан так размахнулась? — усмехнулся Чжан Хайянь. — Даже императрица вдовствующая не вмешивалась в такие дела, а у них, выходит, в деревне на севере нечем заняться?
— Никто точно не знает, зачем семья Чжан делает всё это, — ответила госпожа Дун. — Одни говорят, их дела связаны с древними гробницами. Они испокон веков занимались расхищением могил и нуждались в легендах и сведениях о подземных захоронениях, поэтому и создали архивы, чтобы собирать информацию. Сначала все сотрудники архивов были из самой семьи Чжан, но с прошлого века, когда род стал вымирать, в дальних южных колониях начали принимать сирот.
Чжан Хайянь молчал. Госпожа Дун пошла дальше и продолжила:
— На деле, мы, кто выполнял приказы, знали лишь одно: каждый год тонны документов отправлялись на северо-восток. Мы собирали для семьи Чжан сведения со всех концов света, а ещё воспитывали сирот, обучали их и… охотились на предателей семьи. Чжан Жуйпу, например, один из них. С такими людьми трудно справиться, ты, думаю, уже это понял.
«Звучит как обычная банда, — подумал Чжан Хайянь. — Похоже, северо-восточная семья Чжан — это не что иное, как старинный преступный клан, своего рода наследственная мафия, что-то вроде тайного братства или “хузов”, только с более длинной историей и странными религиозными обрядами. Они основали по всей стране архивы, якобы чтобы “ловить духов” и “почитать предков”, а заодно развивали сеть своих людей».
Он последовал за госпожой Дун дальше, и вскоре они вошли в тёмную комнату.
Комната была обставлена архивными шкафами, как когда-то помещения Южного архива.
— Здесь раньше планировали расширить Южный архив, — сказала госпожа Дун. — Теперь это всё, что от него осталось.
Она потянула за белую ткань, покрывавшую стол в центре комнаты. Полотно упало, на столе лежало тело Чжан Жуйпу. Госпожа Дун включила висевшую над телом лампу накаливания, взяла за руку мертвеца и показала Чжан Хайяню.
Тот заметил, что у трупа три пальца были заметно длиннее остальных, почти уродливо вытянуты.
— Это одна из особенностей семьи Чжан, — сказала она. — У них у всех пальцы непропорционально длинные. У Чжан Жуйпу было три таких пальца, значит, способности у него были посредственные. Говорят, эти пальцы помогают им при расхищении гробниц, чем меньше и тоньше пальцы, тем легче проникнуть в ловушки и механизмы.
Затем она достала с полки досье Чжан Жуйпу. Перелистала несколько страниц и показала старую фотографию. На снимке были запечатлены чиновник в мундире даотая и сам Чжан Жуйпу.
— Это сделано в двадцать четвёртом году Даогуан, — пояснила госпожа Дун. — На фотографии генерал-губернатор провинций Лянгуан и министр внешней торговли Ци Ин, во время переговоров с французами в Макао. А вот этот человек рядом с ним — Чжан Жуйпу.
Чжан Хайянь пригляделся.
На фото Жуйпу выглядел мужчиной лет пятидесяти, почти как и теперь. Он поднял взгляд на труп.
— Двадцать четвёртый год Даогуан… Это ведь лет семьдесят назад, — сказал он. — Даже если тогда ему было двадцать, сейчас должно быть под девяносто.
Почему же он выглядит так, будто ему всё те же пятьдесят?
— Потому что таковы люди семьи Чжан, — ответила госпожа Дун. — Они почти не стареют.
Она сняла с тела одежду, взяла бутылку бренди, пропитала ею ткань, подожгла и прижала к плечу покойного. После нескольких хлопков огонь погас, и на коже проступило изображение цилиня, мифического зверя. Затем она открыла следующую страницу досье, там была схема того же тату.
— У всех членов семьи Чжан есть такие татуировки, — объяснила госпожа Дун. — Их наносят особым составом из трав и крови редких птиц. Когда тело нагревается, рисунок проступает. Вот отпечаток его узора, он уникален для каждого, служит подтверждением личности.
Чжан Хайянь сравнил узор на теле и на схеме, детали совпадали идеально.
Труп действительно принадлежал Чжан Жуйпу.
— Ты хочешь сказать, — медленно произнёс он, — что семья Чжан бессмертна? Что они… нелюди?
— Есть слухи, — тихо сказала госпожа Дун, — что Чжаны раскапывают древние гробницы, чтобы найти эликсир вечной жизни. Но всё это лишь легенды. Да и долгая жизнь, не такое уж счастье. Когда все, кого ты любишь, умерли, зачем жить дальше?
Чжан Хайянь молчал.
Если бы он услышал всё это до событий на «Наньане», он, наверное, пришёл бы в восторг. Его начальство, выходит, божественное, а он — ученик при бессмертных.
Но теперь, когда Чжан Хайся мёртв, эти слова звучали иначе.
«Бессмертие? — подумал он, глядя на холодное тело. — И что с того? Всё равно лежишь здесь мёртвый».
— В мире не существует бессмертных, — сказал Чжан Хайянь. — Я встречал множество колдунов, которые утверждали, будто живут со времён португальцев, что их можно закопать в землю, и они всё равно не умрут. Но вот беда, с тех пор никто из них из земли так и не выбрался. Разве что рис вокруг их могил растёт особенно пышно. Фотографии, — он усмехнулся, — всегда можно подделать.
Чжан Хайци перевернула страницы досье. Внутри были снимки, запечатлевшие переговоры Ци Ина с французами. На одном из них красным кружком был обведён Чжан Жуйпу.
— Чжан Жуйпу участвовал в тех переговорах и получил исключительное право на торговлю каучуком. Эти фотографии взяты из французских архивов, и французам незачем было подделывать их ради него, — сказала госпожа Дун.
Чжан Хайянь покачал головой. Он хотел бы поверить, но слишком много видел в жизни обманов, афер и ловких трюков. Теперь он был закоренелым материалистом.
— Мне нужно доказательство, — сказал он. — Прямое, неопровержимое. Даже я сам мог бы сделать по этой фотографии маску, и ты не отличила бы подделку от настоящего лица.
Госпожа Дун лишь улыбнулась:
— Прямые доказательства есть, конечно. Пойдём, покажу.
Они пошли дальше по коридору.
Чжан Хайянь спросил:
— А ты сама как думаешь? Если рассуждать логически, зачем семья Чжан создала Южный архив? Неужели правда ради вечной жизни? Ты ведь сама в это не веришь?
— Я думаю, — ответила госпожа Дун, — что они ждали кое-чего. События грандиозного, из ряда вон выходящего. Полагаю, они знали о нём ещё тысячу лет назад и всё это время готовились. Понимали, что перед этим начнут происходить странности, вещи, которые люди не смогут объяснить, и поэтому создали архивы, чтобы наблюдать, не вспыхнут ли где-нибудь масштабные, необъяснимые явления. Именно это свойство Южного архива позволило Мо Юньгао использовать его, чтобы распространить чуму.
Чжан Хайянь покачал головой, а госпожа Дун добавила:
— Ты называешь это гипотезой, и правильно делаешь. Никто не знает, чего на самом деле добивались люди семьи Чжан.
— Если они так загадочны, — мрачно произнёс он, — не станет ли для меня опасно после того, что ты рассказала?
Госпожа Дун не ответила. Они шли всё дальше мимо пустых комнат, пока не дошли до конца коридора, где стояла тяжёлая железная дверь. Они уже спустились очень глубоко под землю, и тут Чжан Хайянь вдруг вспомнил:
— Ты говорила, что в Южном архиве остались только мы двое. А ты знаешь, что стало с женщиной по имени Чжан Хайци?
— Когда Мо Юньгао напал на архив в Малакке, — спокойно ответила госпожа Дун, — никто не выжил. Кроме меня. Так что, скорее всего, она мертва.
Чжан Хайянь покачал головой:
— Нет. Моя ганьнян — самая сильная женщина, какую я когда-либо знал. Она не могла погибнуть так просто.
Госпожа Дун усмехнулась:
— А твой лучший друг? Разве он не мёртв? Почему, по-твоему, все, кого ты знаешь, должны быть избранными небом?
Эти слова больно задели Чжан Хайяня. Он замолчал. Он понимал, что бы ни было за этой дверью, как бы убедительно ни выглядели доказательства, он всё равно не поверит. Потому что если поверит госпоже Дун, ему придётся признать, что в этом мире он действительно остался один.
