По переулку у Академии управы Шуньтянь медленно катилась официальная повозка, укрытая зелёным навесом. За ней следовали двое стражников в скромной одежде, которые шагали в тишине. Носильщики делали вид, что не замечают их присутствия.
Когда повозка проезжала мимо академии, из-под навеса вышел эконом и зашагал рядом. На главной улице к процессии присоединился слуга с фонарём, и теперь повозка стала похожа на ту, в которой обычно ездят чиновники второго ранга.
На ярко-красном фонаре чёрным блестел крупный иероглиф: «窦» (Доу) — фамилия. В темноте он был особенно заметен.
Патрульные, увидев этот символ, не просто не остановили повозку — они торопливо уступили ей дорогу.
Повозка свернула в Цуйхуа-сян — один из самых известных кварталов утех в столице. Несколько офицеров переглянулись с выражением негласного понимания и зависти.
— Ха, даже старый министр не удержался! — вздохнул один из них.
Остальные рассмеялись с явным оттенком насмешки.
А пассажир в повозке, казалось, ничего не замечал.
Если бы кто-то внимательно наблюдал за повозкой, он бы заметил, что после того, как она покатилась по улочкам Цуйхуа-сян, занавеси снаружи потемнели и стали тёмно-синими, а вышитые драконы из золота и серебра исчезли.
Повозка объехала полгорода и остановилась у лавки с вывеской «Кисти и тушь Доу Цзи», расположенной неподалёку от башни Барабанов на улице ворот Аньдин. Слуга с фонарём поспешно поднял занавесь.
Из повозки вышел пожилой учёный в синей хлопковой мантии. Он аккуратно постучал в дверь и спросил:
— Управляющий Фань?
…
Сун Мо оказался в плену густого тумана.
Он окутывал его волнами, слой за слоем, не давая возможности сориентироваться. Он не знал, куда идти. Туман был тяжёлым, влажным и ледяным, и он брёл сквозь него, спотыкаясь, словно сквозь вуаль.
«Как я здесь оказался?» — пронеслось в его голове.
Он остановился. Вокруг была тишина, ни звука, ни души. Он продолжил идти, каждый шаг давался с трудом, словно он шёл через пелену.
— За что? — прошептал он, но ответа не было.
Шаги стали быстрее, туман сгустился.
— ЗА ЧТО?! — крикнул он в пустоту.
И в этот момент впереди вспыхнул огонёк — фонарь. Мягкое золотистое сияние озарило мглу.
Он был не один.
Сердце его дрогнуло, но тут же свет погас, а туман сомкнулся ещё гуще.
Гнев и унижение обернулись решимостью, как волна, накрывшей с головой.
— ЗА ЧТО?! — снова и снова кричал он.
Мгла дрожала, где-то вдали замелькали отблески. Они стали навязчивой целью, болью в сердце.
И вдруг раздался глухой удар.
Туман рассеялся, словно взрывом, и золотой свет залил всё вокруг. Тёплый, спокойный, он заполнил собой весь мир.
Сун Мо с трудом открыл глаза.
Его зрение постепенно прояснялось.
Перед ним стояла бронзовая лампа цвета зелёной бирюзы, украшенная фигурками птиц. В её чаше дрожал язычок оранжевого пламени.
— Господин, вы наконец-то пришли в себя! — прозвучал вздох облегчения.
Он повернул голову на звук и увидел лицо Чэнь Цюйшуя: худое, с тонкими чертами лица, немного встревоженное.
— Г-где я?.. — голос был слабым. Он лежал на постели и попытался пошевелиться, но конечности не слушались его. Вокруг была тесная комната, обставленная по-простому: окна, затянутые корейской бумагой, мебель из чёрного лака. Видимо, это были служебные покои.
Чэнь Цюйшуй подошёл к нему и протянул чашку с тёплой водой, подслащённой мёдом:
— Мы находимся в лавке туши, принадлежащей Четвёртой госпоже. Вы были без сознания, и нам пришлось доставить вас сюда.
Доу Чжао.
Она… она спасла его!
Сун Мо не мог скрыть своего потрясения.
— Как она узнала, что со мной произошло?
— Господин Ян и Сюй Цин были в опасности — их преследовали… — Чэнь Цюйшуй кратко описал, как Ян Чаоцин через Лу Мина передал просьбу о помощи.
Сун Мо сжал губы, в его глазах вспыхнул холод, а кулаки незаметно сжались.
Чэнь Цюйшуй, держа чашку с водой, мысленно вздохнул. Он уже собирался покинуть город, но на пути столкнулся с Дуань Гуньи и Чэнь Сяофэном, которые перелезли через стену.
Выслушав рассказ, он добавил:
— Госпожа была удивлена. Если всё это направлено на семью Цзян, то зачем убивать тех, кто не состоит с ними ни в родстве, ни в связи? А потом она выяснила, что рядом с вами не осталось никого из прежней охраны… И поняла — цель нападения — вы. Она сразу же отправила Дуань Гуньи с лучшими людьми. И… — Чэнь Цюйшуй вспомнил, как увидел избитого до полусмерти Сун Мо, и вздрогнул. — Хорошо, что госпожа не колебалась… Иначе…
Иначе… даже если бы он выжил, его всё равно изгнали бы.
Сун Мо внезапно ясно представил лицо Доу Чжао — яркое и полное жизни, словно цветок на ветру.
Отец хотел его убить.
А та, что когда-то почти убила его, теперь спасла.
Разве может быть в этом мире что-то более нелепое?
Он криво усмехнулся.
Чэнь Цюйшуй же был серьёзен. Он помнил, что передал Дуань Гуньи просьбу Доу Чжао — разжечь волю к жизни и не дать Сун Мо утонуть в отчаянии.
Он вздохнул:
— Жаль, что у нас так мало людей. Кто знает, что стало с мастером Юй и Чэнь Тао… Возможно, уже слишком поздно…
У меня ощущение, что вы одну фразу неправильно перевели: "А та, что когда-то почти убила его, теперь спасла". Разве это не Сун Мо собирался просто напросто зачистить Доу Чжао и все ее окружение, когда они все нечаянно встретились в деревне ее бабушки-госпожи Цуй? Фраза в ключе всех предыдущих событий должна звучать: " А та, которую он когда-то чуть не убил, его спасла".
Тут имеется ввиду момент их первой встречи когда она забрала ребëнка, ведь на тот момент Сун Мо думал что Доу Чжао используя ребëнка собирается шантажировать его и угрожает жизни.
Спасибо большое ❤️
Полностью согласна с Еленой.