В то время как одни дома были полны радости, другие погружались в уныние.
Супруги Доу Чжао и Сун Мо уже легли спать, а Сун Ичунь, проведя весь день на ногах, сидел в своём кабинете в мрачном настроении, слушая доклад Тао Цичжуна о том, что удалось узнать за последние два дня.
— …Это правда, что четвёртая госпожа Доу выросла в сельской местности Чжэндина, — тихо говорил Тао. — И правда, что у неё натянутые отношения с дочерью Ван Синьи. Во всей семье Доу, как и в семье Вэй, знают, что пятая госпожа Доу отняла у четвёртой обручённого. Но мы не ожидали, что из-за этой смены невест седьмой господин Доу отдаст все подготовленные серебряные ассигнации, предназначенные для приданого пятой госпожи, четвёртой — в качестве компенсации…
На этих словах Тао понизил голос и нахмурился.
— Говорят, седьмая госпожа Доу была так потрясена, что даже не вышла проводить дочь в день свадьбы. Более того, седьмой господин не только серьёзно повздорил с ней, но и вызвал родню Ван, чтобы те рассудили их. Даже старый господин Доу встревожился. Когда я уходил, представители семьи Ван и сам старый господин всё ещё находились в переулке Цзинъань. Думаю, как только четвёртая госпожа Доу покинет родительский дом, там разразится настоящий скандал. Молодой господин рискует стать посмешищем.
Сун Ичунь поморщился от недовольства.
Он хотел навредить Сун Мо, но не до такой степени, чтобы опозорить весь дом гуна Ин.
После недолгого размышления он произнес:
— Пусть твои люди пристально следят за ситуацией. Если что-то произойдёт, ни в коем случае не позволяйте четвёртой госпоже Доу вернуться домой.
Так все узнают, что в семье новобрачной возникли какие-то проблемы. Это может смягчить негативное впечатление, вызванное теми серебряными ассигнациями.
Тао Цичжун кивнул в ответ:
— Я как раз собирался сам съездить в Чжэндин. Необходимо выяснить, нет ли там ещё каких-то скрытых обстоятельств. Даже если у господина Доу достаточно серебра, он бы не стал так бездумно тратить его на приданое. Здесь явно что-то не так.
Сун Ичунь был доволен осторожностью Тао и позволил ему отправиться в путь. Затем он спросил о Сун Хане:
— Как успехи у второго?
По просьбе самого Сун Ичуня Тао порекомендовал своего земляка, работающего в Академии Ханьлинь, чтобы тот раз в десять дней обучал Сун Ханя.
— Господин Ду говорит, что второй молодой господин очень прилежен. Если так будет продолжаться и дальше, через пару лет он сможет участвовать в экзаменах.
Сун Ичунь сразу же нахмурился.
Всем было известно, что детям чиновников, имеющим особые заслуги, не обязательно сдавать государственные экзамены. А этот старик говорит об экзаменах… Разве это не насмешка?
Он вспомнил, как когда-то обучали Сун Мо — какого бы именитого наставника к нему ни приставляли, все в один голос говорили: «Он умен и одарён, но ему не повезло родиться в семье гуна Ин…»
На душе у Сун Ичуня стало муторно. Он протянул Тао:
— Уже поздно. Иди отдыхай.
Тао служил ему больше двадцати лет и сразу понял, что хозяин не в духе. Он молча вздохнул и с понурым видом удалился.
Сун Ичунь же ничего этого не заметил. Он был целиком поглощён размышлениями о семье Доу.
Раз между седьмым господином и его женой разлад, почему бы не воспользоваться случаем и не заставить невестку разорвать связи с роднёй? Тогда Сун Мо не сможет ни на чью помощь рассчитывать.
Чем больше он думал об этом, тем больше ему нравилась эта идея.
Но кто скажет об этом невестке?
Как тесть, он не может прийти к ней сам. Сун Мо слишком умен, чтобы не понять, что происходит. Если он услышит о намерении разорвать связи с семьёй, то сразу догадается, в чём дело, и, наоборот, сблизится с семьёй Доу.
Только сейчас Сун Ичунь по-настоящему осознал, как тяжело обходиться без мудрой и преданной женщины рядом.
Его мысли обратились к нежному образу Цзян, и он вздрогнул, с силой встряхнув головой, словно пытаясь прогнать её из своих воспоминаний.
Тем временем, всего в двух кварталах от поместья Гуна Ина, в доме Хоу Цзинина, несмотря на уже наступившую третью стражу, в боковом дворе, где жила госпожа Тянь, всё ещё горел свет. Несколько пожилых служанок, прислуживавших госпоже, собрались в центре двора, с тревогой поглядывая на молодую горничную Вэй Тинчжэнь, которая стояла под навесом галереи.
— Сколько можно? — с досадой шептала одна из старух. — Неужели нельзя отложить до завтра? Зачем нужно разбираться сейчас?
Все они уже были утомлены, но из-за этих разногласий не могли лечь спать.
— И не говорите! — подхватила другая. — Она и матушку, и самого хоу вызвала! Первая госпожа могла бы подумать: даже если хоу и виноват, он всё равно глава рода и супруг госпожи. Разве можно упрекать его перед невесткой? Надо бы напомнить старой госпоже об этом. А то, если так пойдёт и дальше, разве будет младшая проявлять почтение к старшему?
Служанки согласно закивали: в доме и правда разгорелся нешуточный спор.
В комнате, где находилась Вэй Тинчжэнь, царила ледяная атмосфера. Вэй Тинчжэнь сидела с широко раскрытыми глазами, молча, и, сжав губы, Доу Мин. Вэй Тинчжэнь, словно готовясь к нападению, сверлила её взглядом.
