Под восторженные возгласы юного священника вокруг У Чжоу один за другим начали слышаться облегчённые вздохи.
Молодой парень, что стоял на коленях, прижимая выпавшие кишки пострадавшего, сразу же опустил голову и чуть выше поднял окровавленные руки, шепча с дрожью в голосе:
— Бог Войны, услышь нас…
— Бог Войны, услышь! — отозвался рыжеволосый лучник, прижимающий рану на плече. Затем выглянул вперёд и искренне добавил: — Малыш Грэйт, ты невероятен!
Но У Чжоу и не думал радоваться. Вся его концентрация была сосредоточена на пальцах: ворота печени — это тончайшая зона. Чуть ослабишь давление — кровь хлынет снова, надавишь сильнее — рискуешь вырвать ткани, и тогда уже точно зальёт всё. Баланс здесь держится только на опыте и чуткости хирурга.
Да и даже если кровь пока не течёт, это лишь первый шаг из тысячи. Впереди — целая кампания.
Сзади затопали сапоги. Принёсший воду солдат торопливо пробежал мимо, не забыв прошептать «Бог Войны, услышь», и затем, неуверенно, с тревогой в голосе, спросил:
— Малыш Грэйт… Это значит, он уже поправится?
Поправится? Да забудь ты об этом!
У Чжоу нахмурился. При обычной температуре перекрывать приток крови к печени можно не дольше 30 минут. После этого — необратимая тканевая гибель.
Иначе говоря — он должен закончить операцию за полчаса. И что же у него есть?
Ничего.
Нет крови для переливания. Нет ни марли, ни гемостатической губки, ни кровоостанавливающего порошка. Ни иглы, ни нитки.
Да он даже сосудистого зажима не имеет!
Накрыла мощная, захлёстывающая волна тревоги и страха. Она была не только его — она шла и от этого тела, от его прежнего владельца.
Он поднял голову и яростно уставился на священника, глаза налились кровью:
— Ты! — выкрик сорвался почти в крик. — Прямо на мою руку — наложи лечение! На эту часть печени! Быстро!
Священник вздрогнул. Лицо, и без того красное, теперь стало белее мела, веснушки будто побледнели и исчезли. Он прошептал, едва не расплакавшись:
— Я… я не могу… Моя магия закончилась…
— Что у тебя есть?!
— Только пузырёк зелья от лёгких ран…
…Что за дьявол?!
Зелье от лёгких ран?!
Ты смеёшься?!
В душе У Чжоу хотелось заорать в голос. Да если бы эту чушь выдал главный врач их клиники или старшая операционная сестра — он бы их сам зашвырнул в стену.
Чувак, ты в курсе, что я тут печень зашиваю?!
Это зелье сертифицировано? Оно вообще не просрочено?! Он хотел скальпель, иглу, шовный материал, лидокаин хотя бы!
Да хоть немного йода!
Он ведь, чёрт возьми, не мыл руки, прямо так влез в живот! А они ему — пузырёк зелья от синяков?!
Но тут в голове вспыхнула память — будто от чужого тела: миниатюрный флакон, мягкий золотистый блеск жидкости внутри, и — как под гипноз — заживляющаяся рана, исчезающая на глазах…
У Чжоу тяжело вздохнул. Правая рука продолжала сжимать ворота печени, левая — распахнулась:
— Дай.
То ли голос прозвучал слишком уверенно, то ли других вариантов просто не осталось, но священник нерешительно убрал руку с плеча раненого, убедился, что кровь не течёт, и тут же начал лихорадочно шарить по карманам. Через мгновение в ладони У Чжоу оказался маленький пузырёк.
Всего полтора цуня в высоту, не шире большого пальца. Стекло — прозрачное, хрупкое. У Чжоу, недовольно бурча «это что, не в коричневом флаконе должно быть?», зубами вытащил пробку, перевернул пузырёк и вылил содержимое прямо на рваную поверхность печени.
И тогда началось чудо.
Разорванная печень зашевелилась.
Мягко, медленно.
Ткань начала срастаться. Мелкие сосуды словно сплетались вновь, по краю трещины двигалась плёнка срастающейся брюшины…
Прошёл один вдох. Второй.
И теперь перед глазами У Чжоу — целая, невредимая, розовато-красная, блестящая печень.
Он осторожно ослабил давление. Артерии под пальцами затрепетали. Поверхность органа, только что бледная, наливалась жизнью.
Есть!
Кровь пошла. Кровь питает. Печень жива.
— У-у-уах…
У Чжоу мельком глянул вверх: священник вытянул шею, глаза и рот — три идеально круглые «о». Он смотрел, как зачарованный, не в силах отвести взгляд:
— Так… так можно было?
— Нет, нельзя, — устало пробормотал У Чжоу.
И пока на лице мальчика появлялось попеременно то разочарование, то укор, он спокойно пояснил:
— Чтобы вылить зелье на рану — достаточно моргнуть. А вот чтобы понять, куда его вылить, знать, как вскрыть живот и найти источник кровотечения…
На каждое его слово священник всё ниже склонял голову, а веснушки на лице казались всё тусклее. И когда У Чжоу нарочно затянул последнюю фразу, тот сник окончательно и прошептал:
— Я понял… этому надо учиться десять лет…
А то как же.
Пять, а то и семь лет обучения, интернатура, ординатура, куча экзаменов…
У Чжоу больше ничего не ответил. Вновь сосредоточился на пострадавшем.
Жизнь он спас.
Теперь — время разбираться с кишками и прочими повреждениями.
Он бросил взгляд на пузырёк. Почти пуст — на дне осталось всего несколько капель.
Жидкость мягко переливалась в бутылочке, как будто дышала.
Великолепное зелье.
Но чтобы вылечить остальное его не хватит.
Придётся делать всё по старинке. С кишками — вручную.
У Чжоу аккуратно убрал руку из-под печени, отступил, осмотрелся и начал раздавать команды:
— Мыло есть? …Что, только мыльные орешки? Ладно, неси, пойду мыть руки!
— Вода есть кипячёная? …Одна фляга? Мало! Быстро ещё кипятите! …Да, и иглы с нитками тоже в котёл — стерилизовать!
— Спирт есть? …Серьёзно? Отлично, давай сюда!
Рыжий лучник и солдат с жёлтыми волосами, что уже не раз таскали воду, снова понеслись бегом. А священник с выпученными глазами вертелся на месте:
— А… зачем опять руки мыть?
— Это раньше была экстренная остановка кровотечения! Ещё бы чуть-чуть — и он бы умер!
В моменты, когда жизнь висит на волоске, уже не до стерильности. Но теперь, когда самое страшное позади, хирург внутри У Чжоу требовал чистоты.
Он зачерпнул воду из принесённого ведра, намылил руки мыльными орехами, и старательно отводил взгляд от черноты по краям бочки.
Слово «грязь» тут уже не подходило. Вся внутренняя стенка ведра — от днища до обода — будто закопчённая. Сколько же его не мыли?..
И вообще — мыли ли хоть раз с момента, как сколотили?.. А уж сколько микробов в этой воде — об этом У Чжоу предпочёл не думать.
